– Верно, – соглашался священник.
– Значит, мишень находится выше. Или в патриархии, или в местном РОВД. Логично?
Это действительно было логично. Санька вообще рассуждал здраво и быстро. Он совершенно правильно просек взаимосвязь между действиями местного авторитета Гравера и парней из областного УВД. И Гравер, и милиционеры, по сути, били по одним мишеням, но вот понять, чем связаны между собой Роман, священник и тот же Санька, было непросто.
– Я так думаю, Гравер на область давно работает, – вслух размышлял Санька. – Сколько раз мы его цепляли, думали, вот еще немного – и возьмем! Но как только областное начальство что-нибудь узнает, так все летит к эдакой матери. Нет, они нас, конечно, хвалят, вот только застукать эту сволочь с поличным никак не удается.
– А не говорить им ничего нельзя? – поинтересовался отец Василий.
– Макарыч пытался, так ведь они там, наверху, интересуются! Какие планы по борьбе с организованной преступностью да каково качество оперативных разработок?! И попробуй не отчитаться! Вы думаете, почему Макарыч влетел? Он решил две операции одновременно разработать: одну для нас, а вторую наверх, для виду…
– И что произошло?
– Стуканул кто-то. Из своих же. Вот теперь в бочке сижу. Как Диоген. А уж как там Макарыч, даже и не знаю…
– Отстранили Макарыча, – сообщил отец Василий. – А сегодня ему еще и в догонялки в центре города пришлось играть: как привязалась белая «Волга», так хрен отвяжешься!
– Вот говорил я ему: Андрей Макарович, – хлопнул себя по коленкам Санька, – не торопись меня выкидывать! Не во мне все дело! Но у него же звание! Возраст! Опыт! Как же он может у такого пацана, как я, на поводу пойти?! Да ни за что! Ну, и получил, что хотел, в оконцовке…
– Батюшка, а батюшка… – позвал священника Сережа. – А у вас ничего поесть нету?
– Дома есть, – вздохнул отец Василий.
– Дома и у меня есть, – осуждающе проронил Сережа, и священник подумал, что такого балованного молодого человека он еще не встречал: прям вынь ему и положь!
– Ты в армии служил? – поинтересовался отец Василий.
– Не, у меня отсрочка… – лениво отозвался Сережа.
– Тогда все понятно! – почти хором подытожили разговор Санька и священник и тихо засмеялись.
* * *
Они проболтали почти до утра, а к четырем прижались один к другому, завернулись роскошным иранским покрывалом, купленным за двести долларов, и принялись засыпать. И, конечно же, это оказалось почти бесполезным занятием: ночной холод и свежесть были слишком мало похожи на привычный уют домашних постелей.
Отец Василий снова начал обсуждать с Санькой возможные действия, но оба пришли к выводу, что просто не знают, что делать. Вдобавок Саньку сильно тревожила перспектива снова попасть в руки ребят из области.
– Вам, батюшка, проще, – шептал он. – На вас мокруху никто вешать не станет. А мне туда никак нельзя. И Сереге нельзя, хотя он и козел порядочный…
– Кто козел?! Я?! – громко возмутился Сережа. – Да я, если…
Санька быстро сунул Якубову-младшему под дых и, было слышно, зажал ему рот рукой.
– А это что за кляча? – тихо, но отчетливо прозвучало снаружи.
К цистерне явно кто-то подошел, и очень близко. Слишком близко.
– Кобыла попова, Виталий Сергеевич, – ответил кто-то. – Торчит здесь как привязанная. Я уж и отогнать пытался, так она меня чуть не затоптала!
– Не умеешь ты, Махно, с кобылами обращаться, – усмехнулся Виталий Сергеевич. – Смотри, как надо… А ну, пошла!
Послышался звучный шлепок, почти сразу за этим угрожающий всхрап и отчаянный, на всю округу, вопль:
– А-а-ах!!! Ты… сука! Она меня укусила! Ты видел?! Ну, я тебе покажу!
– Не надо, Виталий Сергеевич! – кинулся уговаривать своего начальника второй. – А ну как поп где-то поблизости? Демаскируемся к чертовой матери!
Было слышно, как Виталий Сергеевич, почти не сдерживаясь, шипит от боли и унижения.
– Ладно, пусть стоит… – хрипло разрешил он Стрелке торчать возле цистерны. – Я с ней потом поквитаюсь!
«Я тебе поквитаюсь, козлина! – мысленно пообещал отец Василий. – На мою Стрелушку он будет руки поднимать! Как там тебя звать – Виталий Сергеевич? Вот и ладненько…»
Собеседники начали удаляться, и Санька помаленьку снял свою ладонь с Сережиного рта.
– Я тебя, Сережа, не за то ударил, что ты козел, это и так понятно, а за то, что разговариваешь громко, – тихо, но серьезно пояснил Санька. – А нам этого нельзя. Должен понимать, если хоть капелька мозгов осталась…
Сережа обиженно засопел.
* * *
Когда наконец наступило-таки утро, воздух помаленьку прогрелся и начал втекать в цистерну, но вот беда: весь повисал где-то вверху, под округлым нержавеющим потолком. А внизу, там, где они сидели, по-прежнему было свежо и прохладно.
Некоторое время после рассвета отец Василий еще ворочался: по привычному для него распорядку дня именно сейчас начинались приготовления к утренней службе. Но время шло, и он сумел себя перебороть, помолился и уснул, чтобы проснуться лишь к обеду, да и то не по собственной воле.
– Батюшка, слышишь? – толкал его Санька.
Отец Василий подскочил и прислушался.
– А мне плевать, что вы на задании! – далеко-далеко раздавался звонкий Ольгин голос. – Я вас к себе не приглашала!
«Оленька! Что ты делаешь?!» – чуть не закричал отец Василий и сразу понял, что жена поступает абсолютно правильно. Без формального предъявления обвинения ни о какой засаде не могло быть и речи. А значит, их можно гнать – лишь бы ей хватило духу и настойчивости.
Ей что-то пробубнили в ответ, но Ольга не сдавалась:
– Вон! Кому сказано, вон! Мне еще легавых в доме не хватало!
Санька тронул священника за плечо и наклонился к его уху.
– Изгнание ментов из храма, – тихонько хохотнул он. – Слышь, батюшка, откуда матушка Ольга этого набралась?
Отец Василий непроизвольно улыбнулся, но быстро взял себя в руки.
– Не смешно, – попытался изобразить он укоризну, но не выдержал и тоже рассмеялся.
Голоса удалились, видимо, парней из облУВД отогнали-таки от крыльца, а через полчаса откуда-то потянуло запахом блинчиков. Мужики дружно, почти синхронно сглотнули.
– У нас в детдоме повариха была, тетя Шура, – тихо сказал Санька. – Все другие от нас к себе в дом таскали, полные сумки, а она наоборот: к нам из дома… А по воскресеньям блинчики пекла… Вкусно! Вот как сейчас…
– А у меня мама гуся здорово готовит, – вздохнул Сережа. – Поставит на стол, возьмешься за ногу, надломишь, а оттуда жир… так и течет. А аромат!
