— А что еще? — растерянно произнес Яхмос.
— Что еще? — возвысила голос Сатипи. И выкрикнула:
— Что течет в ваших жилах? Кровь или молоко? Яхмос,
насколько мне известно, не мужчина. Но ты, Себек, ты тоже не знаешь средства
избавиться от этой нечисти? Нож в сердце, и эта женщина навсегда перестанет
причинять нам зло.
— Сатипи, — вскричал Яхмос, — отец нам этого никогда не
простит!
— Это ты так считаешь. А я считаю, что мертвая наложница
совсем не то, что живая. Как только она умрет, он снова обратится всем сердцем
к своим сыновьям и внукам. И, кроме того, откуда он узнает, что было причиной
ее смерти? Можем сказать, что ее ужалил скорпион. Мы ведь все заодно, не так
ли?
— Отец узнает. Хенет ему скажет, — возразил Яхмос.
Сатипи истерически захохотала.
— Благоразумный Яхмос! Тихий и осторожный Яхмос! Это тебе
следовало бы приглядывать за детьми и выполнять прочие женские обязанности в
доме. Помоги мне, о Себек! Я замужем за человеком, в котором нет ничего
мужского. А ты, Себек, ты ведь всем рассказываешь, какой ты храбрый и
решительный! Клянусь богом Ра, во мне больше мужества, чем в любом из вас.
Она повернулась и скрылась внутри дома.
Кайт, которая стояла за ее спиной, сделала шаг вперед.
— Сатипи верно говорит, — глухим дрожащим голосом сказала
она. — Она рассуждает, как настоящий мужчина, а вы, Яхмос, Себек и Ипи, только
сидите сложа руки. Что будет с нашими детьми, Себек? Их вышвырнут на улицу
умирать с голоду. Обещаю вам, если вы ничего не предпримете, тогда за дело
возьмусь я. Вы не мужчины.
И, повернувшись, тоже скрылась в женской половине дома.
Себек вскочил на ноги.
— Клянусь Девяткой богов Эннеады
[19]
, Кайт права. Это дело
мужчин, а мы только болтаем и в растерянности пожимаем плечами.
И он решительно направился к выходу.
— Себек! Куда ты, Себек? — вдогонку ему крикнул Хори. — Что
ты собираешься делать?
Прекрасный в своей ярости, Себек отозвался:
— Не знаю, но что-нибудь придумаю. А уж то, что надумаю,
сделаю с удовольствием.
Глава 9
Второй месяц Зимы, 10-й день
1
Ренисенб выскочила из дому на галерею и остановилась на
мгновенье, прикрыв глаза от слепящих лучей солнца.
Ее мутило и трясло от какого-то непонятного страха. Она
твердила про себя одни и те же слова:
«Я должна предупредить Нофрет… Я должна предупредить ее…»
За ее спиной еще слышались мужские голоса:
Хори и Яхмос убеждали в чем-то друг друга, их слова были
почти неразличимы, зато звенел по-мальчишески высокий голос Ипи:
— Сатипи и Кайт правы; у нас в семье нет мужчин! Но я
мужчина. Если не возрастом, то сердцем. Нофрет смеется и глумится надо мной,
она обращается со мной, как с ребенком. Я докажу ей, что давно уже не ребенок.
Мне нечего опасаться отцовского гнева. Я знаю отца. Он околдован, эта женщина
заворожила его. Если ее не будет, его сердце снова обратится ко мне, да, ко
мне! Я его любимый сын. Вы все смотрите на меня как на ребенка, но я докажу
вам, чего стою. Увидите!
Выбежав из дому, он столкнулся с Ренисенб и чуть не сбил ее
с ног. Она схватила его за рукав.
— Ипи! Ипи, куда ты!
— К Нофрет. Она узнает, каково смеяться надо мной!
— Подожди! Успокойся. Нельзя действовать необдуманно.
— Необдуманно? — Ипи презрительно расхохотался. — Ты похожа
на Яхмоса. Благоразумие! Осторожность! Ничего нельзя делать, не подумав! Яхмос
— древняя старуха, а не мужчина. Да и Себек — только на словах молодец. Пусти
меня, Ренисенб!
И выдернул у нее из рук свой рукав.
— Где Нофрет?
Хенет, только что появившаяся в дверях дома, промурлыкала:
— Дурное дело вы затеяли, дурное. Что станется со всеми
нами? Что скажет моя любимая госпожа?
— Где Нофрет, Хенет?
— Не говори ему, — выкрикнула Ренисенб. Но Хенет уже
отвечала:
— Она пошла задним двором. Туда, на поля, где растет лен.
Ипи бросился обратно в дом.
— Зачем ты ему сказала, Хенет? — укорила ее Ренисенб.
— Ты не доверяешь старой Хенет. Ты всегда отказывала мне в
доверии. — Обида явственно зазвучала в ее ноющем голосе. — А бедная старая
Хенет знает, что делает. Надо, чтобы мальчишка остыл,. Ему не найти Нофрет
возле тех полей. — Она усмехнулась. — Нофрет здесь, в беседке.., с Камени. — И
она кивнула в сторону водоема, повторив с явным удовольствием:
— С Камени…
Но Ренисенб уже шла через двор.
От водоема навстречу матери бежала Тети. Она тянула за
веревочку своего деревянного льва. Ренисенб схватила ее на руки и, когда
прижала к себе, поняла, какая сила движет поступками Сатипи и Кайт. Эти женщины
защищали своих детей.
— Мне больно, пусти меня, — закапризничала Тети.
Ренисенб опустила девочку на землю. И медленно двинулась в
сторону беседки. У дальней стены ее стояли Нофрет и Камени. Когда Ренисенб
приблизилась, они повернулись к ней.
— Нофрет, я пришла предостеречь тебя, — быстро проговорила
Ренисенб. — Будь осмотрительна. Береги себя.
По лицу Нофрет скользнула презрительная улыбка.
— Собаки, значит, завыли?
— Они очень рассердились и могут причинить тебе зло.
Нофрет покачала головой.
— Никто из них не способен причинить мне зла, — с
уверенностью изрекла она. — А если попытаются, я тотчас же сообщу Имхотепу, и
он найдет способ, как их наказать. Что они и сами поймут, если как следует
призадумаются. — Она рассмеялась. — Как глупо они себя вели, оскорбляя и обижая
меня разными пустяками! Ведь они только играли мне на руку!
— Значит, ты все это предусмотрела? — спросила Ренисенб. — А
я-то жалела тебя — мне казалось, что мы поступаем плохо. Больше мне тебя не
жаль… По-моему, ты дурная женщина. Когда в судный час тебе придется каяться в
грехах перед сорока двумя богами — Владыками справедливости
[20]
, ты не сможешь
сказать: «Я не творила дурного», как не сможешь сказать: «Я не вожделела чужого
богатства». И когда твое сердце положат на чашу весов, она перетянет другую
чашу — кусочек правды, чаша с сердцем резко пойдет вниз.