— Она посмотрела куда-то.., за моей спиной.., словно увидела
на тропинке кого-то еще.., но там никого не было.., никого не было…
— Там никого не было, — подтвердил Хори.
— И тогда она крикнула… — испуганно прошептал Яхмос.
— Что она крикнула? — нетерпеливо переспросила Ренисенб.
— Она крикнула… Она крикнула… — Голос его дрожал. —
«Нофрет!»
Глава 12
Первый месяц Лета, 12-й день
1
— Вот, значит, что ты имел в виду. Хори? — Ренисенб скорей
утверждала, нежели спрашивала. И, охваченная ужасом, тихо добавила еще более
убежденным тоном:
— Значит, Сатипи убила Нофрет…
Поддерживая руками свисавшее с шеи ожерелье, она сидела у
входа в небольшой грот рядом с гробницей — обитель Хори и смотрела вниз на
простиравшуюся перед ней долину, и сквозь дремоту думала, насколько справедливы
были слова, сказанные ею накануне. Неужто это было только вчера? Отсюда сверху
дом и спешащие куда-то по делам люди казались не более значительными, нежели
растревоженное осиное гнездо.
И только солнце, величественное в своем могуществе, сияет в
небе, только узкая полоска серебра — Нил — блестит в утреннем свете, только они
вечны и бессмертны. Хей умер, нет уже и Нофрет с Сатипи, когда-нибудь умрут и
она, и Хори. Но Ра будет по-прежнему днем править на небесах, а по ночам плыть
в своей ладье по Подземному царству, держа путь к рассвету. И Нил будет
спокойно нести свои воды далеко с юга, из-за острова Элефантины, мимо Фив и
места, где живут они, в Северный Египет, где жила и была счастлива Нофрет, а
потом все дальше к большой воде, уходя навсегда из Египта.
Сатипи и Нофрет…
Ренисенб решилась высказать свои мысли вслух, поскольку Хори
так и не ответил на ее последний вопрос.
— Видишь ли, я была настолько уверена, что это Себек… — Она
не договорила.
— Ты заранее убедила себя в этом.
— Совершив очередную глупость, — согласилась Ренисенб. —
Ведь Хенет сказала мне, что Сатипи пошла наверх и что Нофрет еще до нее тоже
отправилась туда. Я должна была сообразить, что Сатипи намеренно последовала за
Нофрет, что они встретились на тропинке и Сатипи столкнула ее вниз. Ведь незадолго
до этого она заявила, что в ней больше мужества, чем в моих братьях.
И, вздрогнув, Ренисенб умолкла.
— Когда я ее встретила, — продолжала она, — я должна была
сразу все понять. Она была сама не своя, выглядела такой испуганной. Пыталась
уговорить меня вернуться вместе с ней домой. Не хотела, чтобы я увидела мертвую
Нофрет. Я, должно быть, ослепла, иначе сразу бы все поняла. Но я так боялась,
что это Себек…
— Я знаю. Потому что ты видела, как он убил змею.
— Да, именно поэтому, с жаром подтвердила Ренисенб. И
потом.., мне приснилось… Бедный Себек — я была несправедлива к нему. Как ты
сказал, угрожать — это еще не значит убить. Себек всегда любил пускать пыль в
глаза. А на самом деле отважной, безжалостной и готовой к решительным действиям
была Сатипи. И потом, после того события.., она бродила, как привидение,
недаром мы все ей удивлялись. Почему нам даже в голову не пришло такое простое
объяснение?
И, вскинув глаза, спросила:
— Но тебе-то оно приходило?
— Последнее время, — ответил Хори, — я был убежден, что ключ
к тайне смерти Нофрет лежит в странной перемене характера Сатипи. Эта перемена
так бросалась в глаза, что было ясно: за ней что-то крылось.
— И тем не менее ты ничего не сказал?
— Как я мог, Ренисенб? У меня ведь нет никаких
доказательств.
— Да, ты прав.
— Любое утверждение обосновывается доказательствами.
— Когда-то ты сказал, — вдруг вспомнила Ренисенб, — что люди
в один день не меняются. А сейчас ты согласен, что Сатипи сразу переменилась,
стала совсем другой.
Хори улыбнулся.
— Тебе бы выступать в суде при нашем правителе. Нет,
Ренисенб, люди действительно остаются сами собой. Сатипи, как и Себек, тоже
любила громкие слова. Она, конечно, могла перейти от слов к действиям, только,
думаю, она была из тех людей, которые кричат о том, чего не знают, чего никогда
не испытали. Всю ее жизнь до того самого дня она не знала чувства страха. Страх
застиг ее врасплох. Тогда она поняла, что отвага — это способность встретиться
лицом к лицу с чем-то непредвиденным, а у нее такой отваги не оказалось.
— Страх застиг ее врасплох… — прошептала про себя Ренисенб.
— Да, наверное, с тех пор, как умерла Нофрет, в Сатипи поселился страх. Он был
написан у нее на лице, а мы этого не заметили. Он был в ее глазах, когда она
умерла… Когда она произнесла: «Нофрет…» Будто увидела…
Ренисенб умолкла. Она повернулась к Хори, глаза ее
расширились от недоумения.
— Хори, а что она увидела? Там, на тропинке. Мы же ничего не
видели. Там ничего не было.
— Для нас ничего.
— А для нее? Значит, она увидела Нофрет, Нофрет, которая
явилась, чтобы отомстить. Но Нофрет умерла и замурована в своем саркофаге. Что
же Сатипи увидела?
— Видение, которое предстало перед ее мысленным взором.
— Ты уверен? Потому что если нет…
— Да, Ренисенб, если нет?
— Хори, — протянула к нему руку Ренисенб, — как ты думаешь,
все кончилось? Со смертью Сатипи? Вправду кончилось?
Хори взял ее руку в свои, успокаивая.
— Да, да, Ренисенб, разумеется, кончилось. И тебе, по крайней
мере, нечего бояться.
— Иза говорит, что Нофрет меня ненавидела… — еле слышно
произнесла Ренисенб.
— Нофрет ненавидела тебя?
— По словам Изы.
— Нофрет умела ненавидеть, — заметил Хори. — Порой мне
кажется, что ее ненависть простиралась на всех до единого в доме. Но ты ведь не
сделала ей ничего плохого?
— Нет, ничего.
— А поэтому, Ренисенб, у тебя в мыслях не должно быть ничего
такого, за что ты могла бы себя осудить.
— Ты хочешь сказать. Хори, что если мне придется спускаться
по тропинке в час заката, то есть тогда, когда умерла Нофрет, и если я поверну
голову, то ничего не увижу? Что мне не грозит опасность?
— Тебе не грозит опасность, Ренисенб, потому что, когда ты
будешь спускаться по тропинке, я буду рядом с тобой и никто не осмелится
причинить тебе зла.
