Хенет визгливым голосом разразилась клятвами и заверениями
своей невиновности. Иза выслушала ее, закрыв глаза и откинувшись на спинку
кресла, и произнесла:
— Я нисколько не сомневалась в том, что ты не признаешься. И
сейчас этого не жду.
— С чего ты взяла, что мне есть в чем признаться? С чего,
спрашиваю я тебя?
— Понятия не имею, — ответила Иза. — Ты совершаешь много
поступков, Хенет, которым я никогда не могла найти разумного объяснения.
— По-твоему, я пыталась заставить ее платить мне за
молчание? Клянусь Девяткой богов…
— Оставь богов в покое… Ты, Хенет, честна настолько,
насколько тебе позволяет твоя совесть. Вполне возможно, что тебе ничего
неизвестно об обстоятельствах смерти Нофрет. Зато ты знаешь почти все, что
происходит в доме. И доведись мне давать клятву, то я готова поклясться, что ты
сама подложила эту шкатулку в покои Нофрет — только зачем, я представить себе
не могу. Но причина есть… Своими фокусами ты можешь обманывать Имхотепа, но
меня тебе не обмануть. И не ной. Я старуха и не выношу нытья. Иди и ной перед Имхотепом.
Ему вроде это нравится, хотя почему, знает только Ра.
— Я отнесу шкатулку Имхотепу и скажу ему…
— Я сама отдам ему шкатулку. Иди, Хенет, и перестань
разносить по дому глупые слухи. Без Сатипи стало гораздо тише. После смерти
Нофрет оказала нам куда больше услуг, чем при жизни. А теперь, поскольку долг
оплачен, пусть все займутся своими повседневными заботами.
2
— Что случилось? — требовательно спросил Имхотеп, мелкими
шажками вбегая в покои Изы мгновение спустя. — Хенет очень расстроена. Она
пришла ко мне вся в слезах. Почему никто в доме не желает по-доброму относиться
к этой преданной нам всем сердцем женщине?
Иза только рассмеялась своим кудахтающим смехом.
— Ты обвинила ее, насколько я понял, — продолжал Имхотеп, —
в том, что она украла шкатулку с украшениями.
— Так она сказала тебе? Ничего подобного. Вот шкатулка.
По-видимому, она нашла ее в покоях Нофрет.
Имхотеп взял шкатулку.
— Да, та самая, что я ей подарил. — Он открыл шкатулку. —
Хм, да тут почти ничего нет. Бальзамировщики поступили крайне небрежно, позабыв
положить ее в саркофаг со всеми остальными вещами Нофрет. При том что Или и
Монту так дорого запрашивают за свои услуги, можно было, по крайней мере,
ожидать, что они не допустят подобной небрежности. Ладно, слишком много шума
из-за пустяка — вот чем все это мне представляется.
— Совершенно справедливо.
— Я отдам эту шкатулку Кайт — нет, не Кайт, а, Ренисенб. Она
всегда относилась к Нофрет с почтением.
Он вздохнул.
— Эти женщины с их бесконечными слезами, ссорами и
пререканиями — от них никогда нет покоя.
— Зато теперь, Имхотеп, одной женщиной стало меньше.
— И вправду. Бедный Яхмос! Тем не менее, Иза, мне кажется,
что, быть может, это и к лучшему. Сатипи рожала здоровых детей, что правда, то
правда, но женой она была плохой. Конечно, Яхмос сам виноват: он многое ей
позволял. Что ж, с этим покончено. Должен сказать, что в последнее время я
очень доволен Яхмосом. Он куда больше полагается на собственные силы, стал менее
робким, некоторые принятые им решения превосходны, просто превосходны…
— Он всегда был хорошим, послушным мальчиком.
— Да, да, но в то же время медлительным и побаивающимся
ответственности.
— Ты сам лишал его ответственности, — сухо заметила Иза.
— Ничего, зато теперь все будет по-другому. Я сейчас
составляю распоряжение, согласно которому все три моих сына станут моими
совладельцами. Папирус будет написан через несколько дней.
— Неужели и Ипи тоже?
— Откажи я ему, он был бы глубоко оскорблен. Такой добрый,
ласковый мальчик!
— Да, вот в нем медлительности нет, — заметила Иза.
— Именно. Да и Себек и я часто бывал недоволен им в прошлом,
но в последнее время он тоже заметно изменился. Перестал бездельничать и больше
прислушивается к нашему с Яхмосом мнению.
— Хвалебный гимн, да и только, — отозвалась Иза. — Что ж,
Имхотеп, должна признаться, по-моему, ты поступаешь правильно. Нехорошо, когда
сыновья недовольны своим положением. И все же я считаю, что Ипи слишком молод
для того, что ты задумал сделать. Зачем наделять мальчика его возраста такими
правами? А что, если он станет ими злоупотреблять?
— Это разумное предостережение, — задумался Имхотеп.
Затем он встал.
— Пора идти. У меня тысяча дел. Пришли бальзамировщики, надо
готовиться к погребению Сатипи. Смерть стоит недешево, очень недешево. Одно
погребение за другим.
— Будем надеяться, — поспешила утешить его Иза, — что это в
последний раз. Пока, конечно, не наступит мой черед.
— Надеюсь, ты еще долго проживешь, дорогая Иза!
— Не сомневаюсь, что ты надеешься, — усмехнулась Иза. — Но
только на мне, пожалуйста, не скупись. Дурно это будет выглядеть. В мире ином
мне понадобится много вещей. Не только еда и питье, но и фигурки слуг, хорошей
работы доска для игр, благовония и притирания, и я требую, чтобы у меня были
самые дорогие канопы из алебастра.
— Конечно, конечно. — Имхотеп нетерпеливо переминался с ноги
на ногу. — Когда наступит этот печальный день, все будет сделано, как того
требует мой долг. Признаюсь, по отношению к Сатипи я подобного чувства долга не
испытываю. Не хотелось бы сплетен, но при столь странных обстоятельствах…
И, не завершив своих объяснений, Имхотеп поспешил уйти.
Иза иронически улыбнулась тому, что лишь в этих последних
словах Имхотеп позволил себе признаться, что не считает смерть столь любезной
его сердцу наложницы несчастным случаем.
Глава 14
Первый месяц Лета, 25-й день
1
Когда мужчины вернулись из судебной палаты правителя, где
было должным образом подтверждено распоряжение о введении совладельцев в их
права, в доме воцарилось ликование. Только Ипи, которому в последнюю минуту
было отказано по причине молодости лет, впал в мрачное состояние духа и куда-то
намеренно скрылся.
Имхотеп, пребывая в отличном настроении, велел принести на
галерею сосуд с вином, который поместили в специальную подставку.
— Пей, сын мой, — распорядился он, хлопнув Яхмоса по плечу.
— Забудь на время о смерти жены. Будем думать только о светлых днях, что ждут
нас впереди.
