Сыновья выпили с отцом за то, чтобы его слова сбылись.
Однако тут им доложили о краже одного из волов, и они поспешили проверить,
насколько это известие соответствует истине.
Когда Яхмос через час снова появился во дворе, он выглядел
усталым и возбужденным. Он подошел туда, где по-прежнему стоял сосуд с вином,
зачерпнул из него бронзовым ковшом и уселся на галерее, неторопливо прихлебывая
вино. Через некоторое время подошел и Себек.
— Ха! — радостно воскликнул он. — Вот теперь давай выпьем за
то, что нас наконец ждет благополучное будущее! Сегодня у нас счастливый день,
а, Яхмос?
— Еще бы. Сразу жизнь станет легче во всех отношениях, —
спокойно согласился Яхмос.
— И почему тебя ничто не волнует, а, Яхмос? — расхохотался
Себек и, зачерпнув ковшом вина, выпил его залпом, а потом, облизнув губы,
поставил ковш на стол. — Вот теперь посмотрим, по-прежнему ли отец будет вести
хозяйство по старинке или мне удастся уговорить его быть более современным.
— На твоем месте я бы не торопился, — предостерег его Яхмос.
— Уж очень ты горяч.
Себек ласково улыбнулся брату. Он был в приподнятом
расположении духа.
— А ты, как обычно, верен поговорке: медленно, но верно, —
усмехнулся он.
Ничуть не обидевшись, Яхмос ответил с улыбкой:
— В конце всегда убеждаешься, что так лучше. Кроме того,
отец был щедр к нам. Лучше его не раздражать.
— Ты в самом деле любишь отца? — с любопытством взглянул на
него Себек. — До чего же у тебя доброе сердце, брат! Вот мне, например, ни до
кого нет дела, кроме себя. А потому, да здравствует Себек!
И он одним глотком опорожнил еще ковш вина.
— Остерегись, — посоветовал ему Яхмос. — Ты сегодня почти не
ел. Порой, если выпить вина… И замолчал, губы его свело судорогой.
— Ты что, Яхмос?
— Ничего… Ни с того ни с сего стало больно… Я… Ничего…
Однако лоб его покрылся испариной, и он отер его левой
рукой.
— Ты побледнел.
— Только что я себя чувствовал отлично.
— Уж не подложил ли кто яда в это вино? — расхохотался Себек
и снова потянулся к сосуду с вином. И так и остался с протянутой рукой,
согнувшись пополам от внезапного приступа боли.
— Яхмос, — задохнулся он, — Яхмос, я тоже…
Яхмос, скрючившись, сполз с сиденья. У него вырвался хриплый
стон. Лицо Себека исказилось от муки.
— Помогите, — закричал он. — Пошлите за лекарем…
Из дома выскочила Хенет.
— Ты звал? Что такое? Что случилось?
Ее крики услышали другие.
— Вино.., отравлено, — еле слышно произнес Яхмос. — Пошлите
за лекарем…
— Опять беда! — завизжала Хенет. — Наш дом и вправду
проклят. Скорее! Спешите! Пошлите в храм за жрецом Мерсу, он опытный и знающий
лекарь.
2
Имхотеп нервно ходил взад-вперед по главному залу. Его
красивые одежды были испачканы и измяты, но он их не менял и не мыл тела. Лицо
его осунулось от беспокойства и страха.
В глубине дома слышались приглушенные причитания и плач —
плакали женщины, проклиная злой рок, опустошающий дом. Громче других рыдала
Хенет.
Из бокового покоя доносился громкий голос лекаря и жреца
Мерсу, который пытался привести в чувство Яхмоса. Ренисенб, потихоньку
проскользнув с женской половины в главный зал, прислушалась, и ноги сами
понесли ее к отворенной двери, где она остановилась, уловив нечто
успокоительное в звучных словах молитвы, которую нараспев читал жрец от лица
Яхмоса.
— О, Исида, великая в своем могуществе, укрой меня от всего
худого, злого и кровожадного, заслони от удара, нанесенного богом или богиней,
от жаждущих мести мертвых мужчины или женщины, что задумали погубить меня…
Еле слышный стон сорвался с губ Яхмоса. Ренисенб тоже присоединилась
к молитве жреца:
— О, Исида, великая Исида, спаси его, спаси моего брата,
Яхмоса, ведь ты умеешь творить чудеса… От всего худого, злого и кровожадного,
повторила она и в смятении подумала: «Вот в чем причина того, что происходит у
нас в доме… В злобных, кровожадных мыслях убитой женщины, жаждущей мести».
И тогда она мысленно обратилась прямо к той, о ком думала:
«Ведь не Яхмос убил тебя, Нофрет, и, хотя Сатипи была его
женой, почему он должен отвечать за ее поступки? Она никогда не слушалась его,
да и других тоже. Сатипи, которая убила тебя, умерла. Разве этого не
достаточно? Умер и Себек, который только грозился, но не причинил тебе никакого
зла. О, Исида, не дай Яхмосу умереть, спаси его от мести и ненависти Нофрет».
Имхотеп, который в полной растерянности продолжал метаться
по залу, поднял глаза и увидел дочь. Лицо его стало ласковым.
— Подойди ко мне, Ренисенб, дочь моя.
Она подбежала к отцу, и он обнял ее.
— Отец, что они говорят?
— Что у Яхмоса еще есть надежда, — глухо отозвался он. — А
Себек… Тебе известно про Себека?
— Да, да. Разве ты не слышишь причитаний?
— Он умер на рассвете, — сказал Имхотеп. — Себек, мой
сильный и красивый сын. — Голос его прервался, он умолк.
— О, какой ужас! И ничего нельзя было сделать?
— Было сделано все что можно. Ему давали снадобья, чтобы
рвотой исторгнуть яд. Поили соком целебных трав. Его обложили священными
амулетами и читали над ним всесильные заклинания. И все бесполезно. Мерсу
искусный лекарь. Если он не мог спасти моего сына, значит, на то была воля
богов.
Голос жреца-лекаря оборвался на высокой заключительной ноте
заклинания, и он появился, отирая пот со лба.
— Ну? — бросился к нему Имхотеп.
— Милостью Исиды твой сын остался в живых, — торжественно
провозгласил лекарь. — Он еще слаб, но опасность миновала. Власть зла слабеет.
И продолжал обыденным тоном:
— К счастью, Яхмос выпил гораздо меньше отравленного вина,
чем Себек. Он отпивал по глотку, а Себек, по-видимому, опрокинул в себя не один
ковш.
— Вот и тут сказалась разница между братьями, — печально
проговорил Имхотеп. — Яхмос робкий, осторожный, медлительный, он никогда не
спешит, даже когда ест и пьет. А Себек, расточительный и щедрый, ни в чем не
знал меры и, увы, поступал опрометчиво.
