Ренисенб вздрогнула. Сама того не желая, она распознала в
словах Изы суть характера поведения Кайт. Ее мягкость и нежность, ее
спокойствие и любовь были направлены только на собственных детей. Помимо себя,
своих детей и Себека, мира для нее не существовало. Он не вызывал у нее ни
любопытства, ни интереса.
— Но ведь должна же была она сообразить, — начала Ренисенб,
— что вернется Себек, захочет пить, как и случилось, и нальет себе вина?
— Нет, — сказала Иза, — не обязательно. Кайт, как я уже
сказала, глупая. Она видела только то, что хотела видеть, — Яхмос пьет вино и
умирает, что потом объясняют колдовством жестокой и прекрасной Нофрет. Она
представляла себе только одну возможность, исключая всякую иную, и, поскольку
вовсе не желала смерти Себеку, то ей и в голову не приходило, что он может
неожиданно вернуться.
— А получилось так, что Себек умер, а Яхмос остался жив! Как
ей, должно быть, тяжко, если все произошло так, как ты предполагаешь.
— Такое часто бывает с глупыми людьми, — заметила Иза. —
Затевают они одно, а получается совсем другое. — Она помолчала, а потом
продолжала:
— А теперь переходим к Камени.
— Камени? — Ренисенб постаралась ничем не выказать своего
волнения или протеста. И снова смутилась под взглядом Хори.
— Да, не принимать в расчет Камени мы не можем. Мы не знаем,
есть ли у него причины нанести нам вред, но что нам вообще известно о нем? Он
приехал с севера, из тех же земель, что и Нофрет. Он помогал ей — охотно или
неохотно, кто может сказать? — настроить Имхотепа против родных детей. Я иногда
наблюдала за ним, но должна признаться, не знаю, что он собой представляет. В
целом он кажется мне обычным молодым человеком, далеко не простодушным, и,
помимо того, что он красив, есть в нем что-то притягательное для, женщин. Да,
женщинам Камени всегда будет нравиться, но тем не менее, по-моему, он не из
тех, кто способен завладеть их мыслями и сердцем. Он весел и беспечен, и, когда
умерла Нофрет, не заметно было, чтобы он горевал. Но так видится со стороны.
Кто может сказать, что происходит в человеческом сердце? Человек с твердым
характером способен на любую роль… Может, Камени тяжело горюет по погибшей
Нофрет и жаждет отомстить за нее? Раз Сатипи убила Нофрет, пусть погибнет
Яхмос, ее муж. И Себек, который угрожал ей, а потом, может, и Кайт, докучавшая
ей мелкими пакостями, и Или, который тоже ненавидел ее. Все это кажется
невероятным, но кто знает?
Иза умолкла и посмотрела на Хори.
— Кто знает, Иза?
Иза уставилась на него хитрыми глазами.
— Может, ты знаешь, Хори? Тебе думается, ты знаешь, не так
ли?
С минуту Хори молчал, потом ответил:
— Да, у меня есть свое, хотя пока недостаточно твердое,
мнение, кто и зачем положил в вино отраву… И я не совсем понимаю… — Он опять
помолчал, потом, нахмурившись, покачал головой. — Нет, неопровержимых
доказательств у меня нет.
— Но ведь мы ведем разговор о подозрениях. Так что можешь
говорить, Хори.
Однако Хори снова покачал головой.
— Нет, Иза. Это всего лишь догадка, неясная догадка… И если
она верна, то тебе лучше ее не знать. Ибо знать опасно. То же самое относится и
к Ренисенб.
— Значит, и тебе грозит опасность, Хори?
— Да… По-моему, Иза, опасность грозит нам всем — меньше
других, пожалуй, Ренисенб.
Некоторое время Иза смотрела на него молча.
— Многое я бы дала, — наконец сказала она, — чтобы
проникнуть в твои мысли.
Хори ответил не сразу. Некоторое время он размышлял:
— Мысли человека можно распознать только по его поведению.
Если человек ведет себя странно, непривычно, если он сам не свой…
— Тогда ты начинаешь его подозревать? — спросила Ренисенб.
— Как раз нет, — ответил Хори. — Человек, который замышляет
злодеяние, понимает, что ему во Что бы то ни стало следует это скрыть. Поэтому
он не может позволить себе вести себя необычно…
— Мужчина? — спросила Иза.
— Мужчина или женщина — все равно.
— Ясно, — отозвалась Иза. Потом, окинув его внимательным
взглядом, она спросила:
— А мы? В чем можно заподозрить нас троих?
— Вот в чем, — сказал Хори. — Мне, например, очень доверяют.
Составление сделок и сбыт урожая в моих руках. В качестве писца я имею дело со
счетами. Предположим, я кое-что подделал, как случилось в Северных Землях, о
чем узнал Камени. Затем Яхмос заметил, что счета не сходятся, у него возникли
подозрения, и мне пришлось заставить его замолчать. — И он чуть улыбнулся
собственным словам.
— О Хори, — воскликнула Ренисенб, — зачем ты все это
говоришь? Ни один человек, из тех, кто тебя знает, этому не поверит.
— Позволь напомнить тебе, что ни один человек не знает
другого до конца.
— А я? — спросила Иза. — В чем можно заподозрить меня? Да, я
старая. А старые люди порой выживают из ума. И начинают ненавидеть тех, кого
раньше любили. Могло случиться так, что я возненавидела своих внуков и решила
их изничтожить. Такого рода недуг, внушенный злыми духами, иногда поражает
стариков.
— А я? — задала вопрос Ренисенб. — Зачем мне убивать брата,
которого я люблю?
— Если бы Яхмос, Себек и Ипи умерли, — ответил Хори, — ты
одна осталась бы у Имхотепа. Он нашел бы тебе мужа и все свое состояние отдал
бы тебе. И ты с твоим мужем были бы опекунами детей Яхмоса и Себека. Но здесь,
под фиговым деревом, мы ни в чем не подозреваем тебя, Ренисенб, — улыбнулся он.
— И под фиговым деревом, и не под фиговым деревом мы любим
тебя, — заключила Иза.
Глава 17
Второй месяц Лета, 1-й день
1
— Значит, ты выходила из дома? — спросила Хенет, когда Иза,
прихрамывая, вошла в свои покои. — Уже год, как ты этого не делаешь.
Ее глаза не отрываясь следили за Изой.
— У старых людей бывают капризы, — сказала Иза.
— Я видела, как ты сидела у водоема с Хори и Ренисенб.
— Что ж, мне приятно было с ними посидеть. А бывает
когда-нибудь, что ты чего-либо не видишь, Хенет?
— Не понимаю, о чем ты, Иза. Ты там сидела напоказ всему
свету.
— Но недостаточно близко, чтобы всему свету было слышно? —
усмехнулась Иза.
— И отчего ты так не любишь меня, Иза? — сердито заверещала
Хенет. — Вечно ты со своими намеками и подковырками. Я слишком занята
наведением порядка в доме, чтобы подслушивать чужие разговоры. И какое мне дело,
о чем люди беседуют?
