— Нет, нет, это не от еды. Это от того, что у нас происходит.
— А, вот в чем дело, — откликнулась Кайт так равнодушно, что
Ренисенб удивленно уставилась на нее.
— Разве ты не боишься, Кайт?
— Нет, не боюсь, — задумчиво ответила Кайт. — Если с
Имхотепом что-нибудь случится, о детях позаботится Хори. Хори — человек
честный, он будет им хорошим опекуном.
— Опекуном станет Яхмос.
— Яхмос тоже умрет.
— Кайт, как ты можешь говорить об этом так спокойно? Неужели
тебе безразлично, умрут отец и Яхмос или нет?
Минуту-другую Кайт размышляла. Потом пожала плечами.
— Мы обе женщины, так что давай будем друг с другом
откровенны. Имхотепа я всегда считала деспотичным и несправедливым. А как
возмутительно он показал себя в истории с наложницей — позволил ей уговорить
себя лишить наследства собственных детей. Я никогда не испытывала привязанности
к Имхотепу. Что касается Яхмоса, то он пустое место. Сатипи делала с ним что
хотела. Потом, когда она умерла, он повел себя более решительно, стал
распоряжаться. Но он всегда будет относиться к своим детям лучше, чем к моим,
что вполне естественно. Поэтому, если ему суждено умереть, это будет только на
благо моим детям — вот какой я делаю вывод. У Хори детей нет, и человек он
справедливый. В том, что творится у нас в доме, конечно, ничего хорошего нет,
но в последнее время я начала думать, что в конечном итоге оно, может, и к
лучшему.
— Как ты можешь так спокойно, так хладнокровно рассуждать,
Кайт, когда твой собственный муж, которого ты, по-моему, любила, погиб первым?
Что-то странное мелькнуло в глазах Кайт. Она бросила на
Ренисенб взгляд, в котором явно сквозила презрительная усмешка.
— Ты иногда очень похожа на Тети, Ренисенб. Такой же
ребенок, клянусь, как она.
— Ты не оплакиваешь смерть Себека, — медленно произнесла
Ренисенб. — Я это заметила.
— Оставь, Ренисенб, меня не в чем, упрекнуть. Я знаю, как
должна вести себя вдова, только что потерявшая мужа.
— Да, упрекнуть тебя не в чем… Значит, ты не любила Себека?
— А почему я должна была его любить? — пожала плечами Кайт.
— Кайт! Он был твоим мужем, отцом твоих детей!
Лицо Кайт смягчилось. Она посмотрела сначала на двух
увлеченных лепкой мальчиков, а потом туда, где барахталась, задрав ножки и
что-то лепеча, малышка Анх.
— Да, он был отцом моих детей, за что я благодарна ему. Но в
остальном, что он представлял собой? Красавец, хвастун и развратник. Он не
привел в дом новую сестру, приличную скромную женщину, которая была бы всем нам
в помощь. Нет, он посещал дома, которые пользуются дурной славой, и тратил
медные и золотые украшения на вино и самых дорогих танцовщиц. Еще счастье, что
Имхотеп держал сына в узде и тому приходилось до мелочей отчитываться в
заключенных им торговых сделках. Почему же я должна была питать любовь и
уважение к такому человеку? И вообще, что такое мужчины! Они нужны только для
рождения детей, вот и все. Сила народа в женщинах. Мы, Ренисенб, передаем детям
все, что есть в нас. Что же касается мужчин, то они должны участвовать в
зачатии, а потом дело их — пусть умирают… — Словно заключительным музыкальным
аккордом снова прозвучали в голосе Кайт презрение и насмешка. Ее некрасивое
лицо преобразилось, стало значительным.
Ренисенб охватило смятение. «Какая Кайт сильная! Если она и
глупая, то это самодовольная глупость. Она ненавидит и презирает мужчин. Мне бы
давно следовало это понять. Ведь один раз я уже видела, что она способна на
угрозу. Да, Кайт сильная…»
Взгляд Ренисенб случайно упал на руки Кайт. Они мяли и
месили глину — сильные, мускулистые руки, и, глядя на них, Ренисенб подумала об
Ипи и о сильных руках, которые безжалостно держали его голову под водой. Да,
руки Кайт вполне могли это сделать…
Малышка Анх, наткнувшись на колючку, громко заплакала. Кайт
кинулась к ней, схватила и, прижав к груди, принялась успокаивать. На ее лице
были любовь и нежность.
— Что случилось? — выбежала на галерею Хенет. — Ребенок так
громко кричал. Я было решила…
И разочарованно замолкла. Ее полное злорадного любопытства
лицо вытянулось: очередной беды не случилось.
Ренисенб перевела взгляд с одной женщины на другую.
Ненависть на одном лице, любовь на другом. Что, интересно,
страшнее?
3
— Берегись Кайт, Яхмос.
— Кайт? — удивился Яхмос. — Дорогая моя Ренисенб…
— Говорю тебе, она опасна.
— Наша тихая Кайт? Она всегда была кроткой, покорной
женщиной, не очень умной…
— Она не кроткая и не покорная, — перебила его Ренисенб. — Я
ее боюсь, Яхмос. И прошу тебя быть начеку.
— Боишься Кайт? — еще раз удивился он. — Представить себе не
могу, чтобы все наши беды исходили от Кайт. У нее для этого ума не хватит.
— По-моему, тут не требуется большого ума. Достаточно знать
яды. А как тебе известно, в некоторых семьях в ядах отлично разбираются и
передают эти знания от матери к дочери. Есть женщины, которые умеют готовить
снадобья из ядовитых трав. Может, и Кайт обучена этому. Во всяком случае, когда
дети болеют, она сама готовит им лекарства.
— Да, это верно, — задумался Яхмос.
— И Хенет тоже злая, — продолжала Ренисенб.
— Хенет? Да. Недаром мы ее всегда недолюбливали. По правде
говоря, если бы отец за нее не заступался…
— Отец обманывается в ней, — сказала Ренисенб.
— Вполне возможно. — И сухо добавил:
— Он любит лесть.
Ренисенб посмотрела на него с удивлением. Впервые в жизни ей
довелось услышать, чтобы Яхмос высказался об Имхотепе в таком непочтительном
тоне. Он всегда был преисполнен благоговейного страха перед отцом.
Яхмос, поняла она, постепенно становится главой в семье. За
последние недели Имхотеп заметно сдал. Разучился отдавать приказы, принимать
решения. Он очень одряхлел. Часами сидит, уставившись в одну точку, взгляд у
него затуманенный и рассеянный. Порой он даже не понимает, о чем ему говорят.
— Ты думаешь, что она… — Ренисенб умолкла. Оглядевшись, она
продолжала:
— Ты думаешь, что это она…
— Молчи, Ренисенб, — схватил ее за руку Яхмос. — Об этом не
следует не только говорить, но и шептать.
— Значит, ты думаешь…
