А затем, как раз тогда, когда Яхмос надеялся получить
вознаграждение за свои усердие и прилежание и сделаться совладельцем отца,
появилась Нофрет. Нофрет, или скорее ее красота, оказалась той искрой, от
которой вспыхнул давно тлеющий костер. При виде ее все три брата вспомнили о
том, что они мужчины. Она растравила Себека, выказав презрение к нему как к
глупцу, она привела Ипи в ярость, обращаясь с ним, как с ребенком, а Яхмосу
ясно дала понять, что он для нее пустое место. После приезда Нофрет Сатипи
своими издевками довела Яхмоса до белого каления. Ее насмешки, разговоры о том,
что она больше мужчина, нежели он, в конце концов вывели его из себя. Он
встретил Нофрет на тропинке и в приступе бешенства сбросил ее со скалы.
— Но это же сделала Сатипи…
— Нет, Ренисенб, тут вы все ошиблись. Просто Сатипи видела,
как это произошло. Теперь ты понимаешь?
— Но ведь Яхмос был с тобой на поле.
— Да, в течение последнего часа. Разве ты не заметила,
Ренисенб, что тело Нофрет было застывшим? Ты сама дотрагивалась до ее щеки. Ты
решила, что она только что упала, а на самом деле Нофрет была мертвой уже, по
крайней мере, два часа. Иначе на таком жарком солнце ее лицо никогда не
показалось бы тебе холодным. Сатипи видела, как это случилось. Вот она и
бродила вокруг, напуганная, не зная, что предпринять. А когда увидела, что ты
идешь, попыталась увести тебя назад.
— Хори, когда ты все это понял?
— По скорости, наверное. Меня навело на мысль поведение
Сатипи. Она явно кого-то или чего-то боялась, и я довольно быстро убедился, что
боится она Яхмоса. Она перестала его подначивать, более того, была готова
безоговорочно ему подчиняться. Убийство Нофрет ее потрясло. Яхмос, которого она
презирала за слабодушие, оказался убийцей. Это перевернуло ее представление о
нем вверх дном. Как большинство крикливых, задиристых женщин, на самом деле
Сатипи была труслива. Этот новый Яхмос напугал ее. А от страха она стала
разговаривать во сне. И тогда Яхмос почувствовал, что она представляет для него
опасность… А теперь, Ренисенб, постарайся понять то, что ты видела собственными
глазами. Вовсе не злого духа испугалась Сатипи, а того же человека, которого
сегодня на тропинке встретила ты. И на лице своего преследователя — ее
собственного мужа — она прочла намерение сбросить ее со скалы, как он уже
поступил с Нофрет. В страхе она попятилась назад и сорвалась вниз. И когда,
умирая, ей удалось прошептать: «Нофрет», — она пыталась дать тебе понять, что
Нофрет убил Яхмос.
Иза тоже догадалась, как было дело, благодаря сказанным
Хенет случайным словам. Хенет пожаловалась, что я смотрю не на нее, а мимо нее,
словно вижу за ее спиной что-то, чего там нет. И тотчас заговорила о Сатипи.
Тут Иза и поняла, что все гораздо проще, нежели мы думаем. Сатипи не смотрела
на что-то позади Яхмоса, она смотрела на самого Яхмоса. Чтобы проверить свою
мысль, Иза, собрав всех нас, завела речь о том, что было мало понятно
кому-либо, кроме Яхмоса, и только ему, если ее подозрения оправдались. Ее
рассказ произвел на него впечатление, всего на миг он выдал себя, но этого было
достаточно, чтобы Иза поняла, что знает правду. Но и Яхмос понял, что она его
подозревает. А раз подозрение возникло, значит, до истины нетрудно докопаться,
припомнив и историю с пастухом, который был так предан своему господину, что
готов был беспрекословно выполнить любой его приказ, даже выпить отраву,
которая не даст ему проснуться наутро…
— О Хори, как трудно поверить, что Яхмос был на это
способен. Что касается Нофрет, это понятно. Но зачем он убил всех остальных?
— Это нелегко объяснить, Ренисенб, но если сердце открыто
злу, тогда зло расцветает в нем, как маки на хлебном поле. Вполне возможно,
Яхмос всегда тяготел к насилию, но не мог решиться совершить его. Он презирал
себя за робость и покорность. Убив Нофрет, он, наверное, ощутил всю сладость
власти, и первой ему дала это понять Сатипи. Сатипи, которая ни во что его не
ставила и постоянно оскорбляла, вдруг стала покорной, она боялась его. Все
обиды, которые он так долго таил в себе, обнаружили себя, как та змея, помнишь,
которая подняла голову здесь на тропинке. Себек и Ипи были один красивее,
другой умнее Яхмоса — вот им и суждено было уйти из жизни. Он, Яхмос, должен
стать единственным хозяином в доме, единственной опорой и утешением старика
отца! Смерть Сатипи только усилила его жажду убивать и укрепила в сознании
собственного могущества. Но одновременно зло помрачило его разум, с того дня
овладев им целиком.
В тебе, Ренисенб, врага он не видел. Пока был способен
любить, он тебя любил. Но он даже не допускал мысли о том, что ему придется
разделить управление владениями с твоим мужем. По-моему, Иза дала согласие на
твой брак с Камени из двух побуждений: во-первых, если Яхмос нанесет новый
удар, то скорей жертвой будет Камени, чем ты, а на худой конец она поручила мне
оберегать тебя; и во-вторых — Иза была отважной женщиной, — чтобы вынудить
действовать Яхмоса, за которым я непрерывно следил, а он и понятия не имел, что
я его подозреваю, следовало поймать его с поличным.
— Что ты и сделал, — сказала Ренисенб. — О Хори, я так
испугалась, когда оглянулась и увидела его.
— Я знаю, Ренисенб. Но через это нужно было пройти. Пока я
был рядом с Яхмосом, тебе не грозила опасность, но вечно так продолжаться не
могло. Я понимал, что если ему представится возможность сбросить тебя со скалы,
в том же самом месте, он ее не упустит. Тогда можно будет снова все свалить на
дух убитой Нофрет.
— Значит, просьба, которую мне передала Хенет, исходила не
от тебя?
Хори покачал головой.
— Я ничего не просил передать тебе.
— Но в таком случае, зачем Хенет… — Ренисенб помолчала. — Не
понимаю, какую роль во всем этом играла Хенет.
— По-моему, Хенет знает правду, — задумчиво сказал Хори. —
Сегодня утром она ясно дала это понять Яхмосу, что было крайне опасно. Он
уговорил ее зазвать тебя сюда, что она и сделала с большой охотой, поскольку ненавидит
тебя, Ренисенб…
— Я знаю.
— А затем… Трудно сказать… Хенет уверена, что раз она все
знает, власть у нее в руках. Вряд ли Яхмос оставил бы ее в живых. Может, сейчас
она уже…
Ренисенб задрожала.
— Яхмос сошел с ума! — воскликнула она. — Злые духи овладели
его разумом, ибо раньше он таким не был.
— Не был, но тем не менее… Помнишь, Ренисенб, я рассказывал
тебе про Себека и Яхмоса, как Себек бил Яхмоса по голове и как ваша мать
подбежала, бледная и дрожащая, и сказала: «Это опасно». По-моему, Ренисенб, она
хотела сказать, что опасно так поступать с Яхмосом. Вспомни, что на следующий
день Себек заболел — считалось, что он чем-то отравился, но мне кажется,
Ренисенб, ваша мать знала, какая бешеная злоба глубоко скрыта в груди ее
мягкого, робкого сына, и боялась, что в один прекрасный день она вырвется наружу.
