— Неужто никто не бывает таким, каким видится со стороны? —
содрогнулась Ренисенб.
— Почему же? — улыбнулся ей Хори. — Вот мы с Камени,
например, такие, какие мы есть. Камени и я, мы оба…
Последние слова он произнес многозначительно, и Ренисенб
вдруг осознала, что стоит перед величайшим в ее жизни выбором.
— …мы оба любим тебя, Ренисенб, — продолжал Хори. — Ты
должна это знать.
— Однако, — не сразу возразила Ренисенб, — ты не противился
приготовлениям к моему замужеству и не сказал ничего, ни единого слова.
— Для твоей же безопасности. Иза тоже считала, что я должен
держаться в стороне, проявлять безразличие, чтобы иметь возможность неотрывно
следить за Яхмосом и не возбуждать у него неприязни. — И с жаром Хори добавил:
— Не забудь, Ренисенб, что Яхмос много лет был мне другом. Я
любил его. И уговаривал вашего отца взять его в совладельцы и облечь властью,
какой он добивался. Ничего не получилось. Все это пришло слишком поздно. И хотя
в глубине души я был уверен, что Нофрет убил Яхмос, я старался этому не верить.
Я находил оправдания его поступку, даже если он его совершил. Он был мне очень
дорог, Яхмос, мой несчастный, терзаемый уязвленным самолюбием друг. Потом умер
Себек, за ним Ипи и, наконец, Иза… Я понял, что в сердце Яхмоса не осталось
добра. Поэтому Яхмос и принял смерть от моей руки — он умер быстро и почти
безболезненно.
— Смерть — всегда смерть.
— Нет, Ренисенб, впереди у тебя не смерть, а жизнь. С кем ты
разделишь ее? С Камени или со мной?
Ренисенб смотрела вниз на долину и на серебристую полосу
Нила. Перед ее глазами вдруг возникло смеющееся лицо Камени, такое же, как
тогда, когда он сидел напротив нее в лодке. Красивый, сильный, веселый… Она
опять почувствовала, как кровь быстрее побежала по ее жилам. Она любила Камени.
Он займет место Хея в ее жизни.
«Мы будем счастливы, да, мы будем счастливы, — думала она. —
Будем жить вместе, наслаждаться любовью друг друга, иметь здоровых, красивых
детей. Будут дни, занятые работой.., и дни радости, когда мы будем плавать по
реке… Жизнь станет такой, какой была у меня с Хеем… Чего еще мне ждать? Что еще
мне нужно?»
И медленно, очень медленно она повернула голову к Хори.
Словно, не произнося ни слова, задавала ему вопрос.
И, словно поняв ее, он ответил:
— Когда ты была ребенком, я любил тебя. Мне нравилось твое
серьезное личико и доверчивость, с которой ты являлась ко мне, чтобы я починил
твои сломанные игрушки. А потом, восемь лет спустя, ты снова пришла сюда, села
и поделилась со мной своими мыслями. А мысли твои, Ренисенб, совсем не похожи
на мысли всех других в вашей семье. Они не обращены внутрь себя, не ограничены
узкими рамками собственного «я». Как и меня, они побуждают тебя смотреть за
реку, видеть меняющийся мир со всеми его новшествами, мир, доступный только
тем, кто наделен отвагой и способностью видеть…
— Я понимаю. Хори, я понимаю тебя. Я испытываю эти чувства,
находясь рядом с тобой. Но не всегда. Будут минуты, когда я не смогу следовать
за тобой, когда я останусь одна…
Она умолкла, не в силах найти слова, в которые можно было бы
облечь ее бессвязные мысли. Она не могла представить себе, какой будет жизнь с
Хори. Несмотря на его мягкость, на его любовь к ней, он в чем-то останется для
нее непредсказуемым и непонятным. Их ждут прекрасные минуты радости, но какой
будет их повседневная жизнь?
В безотчетном порыве она протянула к нему руки.
— О Хори, реши за меня. Скажи мне, как поступить.
Он улыбнулся ей — в ней говорил ребенок, быть может, в
последний раз. Но руки ее в свои он не взял.
— Я не могу подсказать тебе, что делать с твоей собственной
жизнью, Ренисенб, потому что это твоя жизнь — тебе и решать.
Она поняла, что помощи ждать не приходится — Хори не взовет
к ее чувствам, как поступил когда-то Камени. Если бы Хори дотронулся до нее!
Нет, он не сделает ни единого движения.
И вдруг она осознала, что в действительности выбор очень
прост. Какой жизни она ищет: легкой или трудной? Ей захотелось встать и
спуститься вниз по извилистой тропинке к обычной счастливой жизни, которую она
уже знала, которой она жила вместе с Хеем. Эта жизнь не сулила опасностей, в
ней ее ждали повседневные радости и горести, в этой жизни нечего было бояться, кроме
старости и смерти…
Смерть… В мыслях о жизни она, сделав круг, снова пришла к
мысли о смерти. Хей умер, возможно, умрет и Камени, и его лицо, как и лицо Хея,
постепенно сотрется из ее памяти…
Она посмотрела на Хори, молча стоявшего подле нее. Странно,
подумала она, но она до сих пор его толком не разглядела. Ей это было ни к
чему…
Она заговорила таким не терпящим возражения тоном, как
тогда, когда заявила, что пойдет одна вниз по тропинке в час заката.
— Я сделала выбор. Хори. Я разделю жизнь, все радости и
горести с тобой, пока смерть не разлучит нас…
Когда он обнял ее, а лицо его, прильнувшее к ее лицу, стало
невиданно ласковым, она испытала восторг перед радостью бытия.
«Если Хори суждено умереть, — думала она, — его я не забуду!
Хори будет вечно жить в моем сердце… А это значит, что смерть ушла навсегда…»
