Сверкер и Олав встали спина к спине. Они рубились ожесточенно, против них выступили сразу четверо. Кроме Олава, ранены были почти все. Противники устали и дышали как загнанные псы. Иногда случалось так, что они были вынуждены расходиться и стоять согнувшись, чтобы унять колотье в боку. Лагман надрывался, призывая прекратить драку. Его никто не слушал. Помощники лагмана припустили к берегу, спасая ценности в сундуке судьи.
Льот Умная Собака добрался до Северянина и дважды рубанул мечом. Северянин подставил своего «костолома», лезвие у Льота переломилось. В эту секунду Торир Железные Пальцы со стрелой в шее накинулся на Льота и его дружков. В кузнеца воткнулись сразу два ножа, но он этого даже не заметил. Двумя руками он поднял свой «посох валькирии» и обрушил на голову охотника. Череп Льота разлетелся на куски, забрызгав всех вокруг.
Горм забрал у Дага следующее копье, и очень вовремя. На них с криком бежал Хакон Хитрец. Горм метнул копье и угодил Хакону в ногу. Хакон выдернул копье и поднял дубину, утыканную гвоздями.
– Беги назад, беги! – Горм оттолкнул Дага, но тот не послушался. Сердце выпрыгивало у мальчика из горла, волосы на макушке встали дыбом. Даг вопил что-то невразумительное и размахивал ножом перед носом у разбойника.
Хакон на секунду замешкался, не ожидая такой смелости от маленького заступника. Это дало скальду время подняться на ноги. Торкиль, сын Снорри Северянина, тем временем во всю прыть удирал к лесу.
Обитая железом дубина взметнулась к небу. Горм выставил меч, но Хакон Хитрец был гораздо сильнее и вдвое моложе старика. Даг вдруг явственно увидел, что произойдет в следующий миг. Он увидел, как дубина Хакона опускается и старый скальд валится, истекая кровью.
Не медля, Даг кинулся разбойнику под ноги и… получил сильнейший удар сапогом по ребрам. Его отшвырнуло на несколько шагов в сторону и протащило грудью по камням. Даг едва смог набрать воздуха для вздоха, выплюнул выбитый зуб, оглянулся… и увидел кончик копья, торчащий у Хакона Хитреца посреди груди.
Раненый Аки Стрелок в три прыжка подоспел и насадил мерзавца, как поросенка на вертел.
– Парень, ты ранен? – Над Дагом склонилась тетушка Ингрид.
Мальчишка отрицательно помотал головой. Кажется, вдобавок к выбитому зубу, он прикусил себе язык. Во рту стало горячо и кисло.
– Смотрите, кто это? – Это кричал Арнвид Богатый и указывал куда-то на берег. У Арнвида с меча кровь стекала ручьем.
Тут все повернулись и замерли. Из дальнего леса, скрытого туманом, доносился дробный цокот. На молу показались вооруженные всадники… трое, семеро, дюжина…
– Это дружина ландрмана, – уверенно заявила Ингрид. – Это его знамя. Лучше опустить мечи.
Уцелевшие противники попятились в разные стороны. Однако скрыть то, что произошло на «краю стихий», было невозможно. Семь трупов остались лежать на алых от крови камнях. Раненые громко стонали. Никто так и не убрал полотнище, расстеленное для честного поединка один на один. В центре изорванного полотнища крест-накрест лежали убитые отец и сын. Хареку Меняле чья-то секира перебила позвоночник.
Тридцать человек, с луками и копьями на изготовку, сомкнулись полукольцом на песчаной косе. Дружинники ландрмана смотрели хмуро и, судя по всему, готовились добить всех выживших в случае неповиновения.
Ландрман Торстейн, страдая одышкой, тяжело сполз с коня. Он не стал никого ругать. В молчании обошел поле боя, указывая своему хавдингу на тех мертвецов, кто валялся лицом вниз. Хавдинг переворачивал убитых на спину. Добравшись до мертвого Харека Менялы, ландрман тяжело вздохнул и впервые выругался.
– Что теперь скажут люди в Бирке? – напустился он на поникшего судью. – Люди скажут, что тинг не может решить ни одну тяжбу! Люди скажут, что можно убивать всех, кого пожелаешь! Эй, вы, а ну, не вздумайте мне перечить! – Торстейн негодующе указал пальцем на уцелевших хускарлов и родичей Менялы. – Будете говорить, когда я скажу! Не то прикажу всех скормить ракам!
Тут он приметил Свейна Волчья Пасть. Бравый херсир стоял на коленях над водой и пытался промыть себе раны. Прокушенное Рагнаром горло раздулось и мешало говорить.
– Славно помахал мечом? – с усмешкой спросил Свейна ландрман. – Тебя следует посадить в клетку и отвезти к конунгу, как возят опасных подстрекателей! Мне уже не раз говорили о тебе, херсир. Ведь это твой фелаг ограбил три деревни эстов? Конунг заключил с ними мир, чтобы наши корабли могли спокойно ходить по реке Нева, а ты что сделал?! Нарушил клятву? Ничего, скоро ваши вольности закончатся. Молодой Эйрик прижмет всех вольных охотничков!..
– Можешь посадить меня в клетку, – прохрипел еле живой Свейн, – но сегодня я не нарушил клятвы. Я честно вызвал его на хольмганг и честно одолел…
– Торстейн, я готов отрубить себе пальцы, – заявил Арнвид Богатый, – чтобы ты мне поверил. Я готов поклясться собственной кровью в храме Упсалы, что эти люди недостойно и подло напали на нас.
– Но мы одолели их, – Олав Северянин отер со лба пот. – Эй, лагман, пусть теперь кто-то скажет, что мы напали первыми!
– Эти гадюки всегда норовили укусить в спину! – подхватила тетушка Ингрид.
Соратники Харека Менялы пытались что-то возразить, но ландрман решительно отмахнулся:
– Можете не болтать лишнего. Мне и так все известно. Мои люди следили за вами… Эй, а этого удальца я не знаю! – Ландрман с изумлением уставился на щуплую фигурку Дага.
Они ковыляли на пару, опираясь друг на друга. Бывший лютый Горм, белый как лунь, и темноволосый мальчик в изодранной одежде, с разбитой скулой. Мальчик не выпускал из кулачка нож:, явно слишком тяжелый для его комплекции. Скальд опирался на копье.
– Северянин, ты заставляешь драться детей? – опешил лагман. – Что скажет его мать, когда увидит, что ее сына едва не прикончили?
– Его мать будет довольна таким сыном, – возразил Олав. – Он не такой, как ты. Ему восемь лет, но честь рода для него важнее жизни.
Глава тридцать девятая
В которой женщины жарят быка, Горм объясняет правила женской верности, а Даг учится азартной игре
– Мой сын за год вырос больше, чем твои близнецы!
Хильда острым ножом нанесла зарубку на угловом столбе. Этот крайний столб, поддерживавший крышу в доме Северянина, много лет служил мерилом для подрастающих детей. Его слегка зашкуривали, зачищали ножом неровности, но очень скоро толстая сосна покрывалась свежими метками. Даг присел, выбрался из-под ножа и горделиво посмотрел на двоюродных братьев. Торкиль и Сигурд приехали из своих приемных семей на праздник Середины Зимы. Оба выросли и раздались в плечах, но Даг их почти догнал.
Наружная дверь распахнулась, впустив облако пара. Работницы бегом внесли корыто, заполненное горячим выстиранным бельем. Хильда привычно отдавала приказания девушкам:
– Запрягите сани, отвезите на поляну больше хвороста! Ты, Унц, забери эти корзины с хлебом! Торгерд, хорошие скатерти не бери, хватит с них и старых…
