Телохранитель президента молчаливым призраком маячил за спиной Озерника, ужасно его нервируя.
– Господин президент, прикажите своей тени, чтобы он прекратил меня подозревать! – в сотый раз взмолился колдун. – Он ведь знает, что я не причиню вам зла! Сколько еще можно подозревать? Я не могу расслабить мысли, когда этот истукан целится мне в спину! А он вечно в меня целится!
– Он во всех целится, это его работа, – утешил Коваль. – Савва, не ори мне в ухо, не то нас на берегу услышат… Давай еще раз!
Колдун страдальчески закатил глаза, но послушно принялся повторять свои пассы. Прошла минута, другая… Артур прикрыл глаза, постарался полностью раствориться в пространстве. Это удалось не сразу, давала знать усталость последних дней: трое суток он вел три баржи вдоль побережья, почти не смыкая глаз.
Навалилась, как мягкая, пахнущая травой волна. Травяная волна посреди моря. Несколько секунд Артур еще слышал плеск воды под днищем, звяканье тяжелых весел в уключинах, дыхание спящих моряков, потрескивание остывающего дизеля…
В следующий миг ему в глаза плеснули сотни ярких огней. Он уже видел мир глазами Озерницы Марины. Видел крепкие доски фургона, обитые железом, и, сквозь окна, забранные мелкой решеткой, – сияющие вершины гор. Солнце только-только просыпалось над Альпами, бойцы еще несли зажженные факелы. Но факелы не могут давать такой мощный свет, сообразил Артур. Глазам было очень больно, жутко ломило шею, выворачивало позвоночник. Так всегда происходило во время «сеансов дальней связи», которые обеспечивали озерные колдуны.
Свет. Раннее утро, еще практически ночь. Свет и рев моторов. Мгновение спустя дед Савва обеспечил полную передачу обонятельных и тактильных ощущений лица и головы. Ниже головы колдун не брался переносить президента в тело своей внучатой племянницы.
И сразу нахлынула вонь. Отвратительная вонь плохо отработанной солярки, загустевшего масла, ржавчины и кислого металла. Коваля чуть не вырвало, наконец он догадался дышать ртом – тогда стало полегче. Глаза перестали слезиться, расплывчатая фигура напротив обрела четкие очертания. Напротив Марины, скрестив руки на прикладе автомата, сидел герр Борк, командующий резервным танковым корпусом.
Танки! Им удалось!
– У… удалось? – тяжело ворочая языком впавшей в ступор девушки, произнес Артур. – Те… теперь можете говорить. Мы – вне базы, шпионы не смогут повредить.
– Счастлив вас слышать, мой президент, – педантичный германец немедленно вскочил и козырнул. – Мы очень волноваться. Весьма волноваться. Скажите что-то. Что-то между нами, битте. Я не хотель бы подозревать Марина.
Артур произнес пароль. Морщины на лбу немца разгладились.
– Мы нашли их, мой президент. Я везу вам сорок два танка. Еще двенадцать не функционирен. Много снарядов. Очень большой запас. Все возле Бонна, так точно. Как я предполагаль.
– Что еще? Докладывай.
– Датский корпус к нам присоединился… э-э… успешно. Шесть тысяч штыков. Неожиданно венгерские власти послали с нами дивизию. У них сорок грузовиков, большой запас топлива для танков и много джипов. Джипы из армии, с бронестеклом, надежно! Мой президент, мы ждали сутки ответ от Парижа. Ответа нет. Епископ получил письмо, но не дал нам ни «да», ни «нет».
– Так я и знал… – проворчал Артур. – Двурушники трусливые…
– Однако мы получили союз без епископ парижский, – подмигнул немец. – Мы получили три тысячи конных на границе Песочной стены, это наши друзья. Потом мы получили еще семь тысяч добровольцев из Прованс и Страсбург…
– Семь тысяч? – Коваль не верил своим ушам. – Добровольцев?
– Я приказал заправить танки, – скромно потупился бывший пивовар. – В лесу за Песочной стеной были бандиты, они грабили фермер. Мы стреляли, я приказал стрелять. Больше бандитов нет. Леса тоже нет, мой президент. Тогда к нам вышел бургомистр Страсбурга, он спросил, куда идет армия. Они полагали, что армия снова идет в Рим, выбирать нового папу. Мы говорили – нет, мы идем в Стамбул, мы платим серебром за машины, за ружья и порох, мы набираем солдат. Герр бургомистр провел заседание городского совета. Они постановили, что не станут выполнять приказы Парижа. Они слышали о русском президенте, который победил железных птиц. Они выставили семь тысяч пеших. Еще оружие. Две батареи гаубиц. Четырнадцать зениток, они стреляли по железным птицам. Пятьдесят тысяч снарядов к зениткам, они научились делать снаряды… Они сказали – мы не будем ждать, пока гадюка придет в наш дом. Мы уничтожим гнездо.
– А поляки?
– Польский корпус следует за нами, с отставанием в сутки. У них произошла болезнь… как это в русском? Гм, э-э-э…
– Чума? Холера? Язва? – упавшим голосом перечислял Артур.
– Найн, найн, – испуганно отмахнулся Борк. – Они покушали плохой пища. Немножко у всех болит живот, все! Они уже догоняют нас.
– А ваши что… германцы?
– Не все свободные города выполнили ваш призыв, – грустно ответил командующий. – Мои курьеры всем разослали письма, но…
– Ну же, сколько? Сколько всего? – У Коваля снова начала болеть шея. Видимо, дед Савва ослабил захват.
– Общее число германских сил – двадцать семь тысяч человек, – скромно отрапортовал Борк. – Мы надеялись, что вдвое больше, но северные города отказали. Словаки – пять тысяч, шведский ландтаг выставил три тысячи конных, три тысячи штыков и две механизированные роты. Чешский магистрат выделил четыре тысячи кирасиров, еще они сделали осадные башни. Восемнадцать осадных башен по нашему заказу, разборные, и четыре разборных моста. Также мы следовали вашему приказу, герр президент. Мы вербовали всех по пути. Очень много беженцев двигалось навстречу – болгары, черногорцы, словенцы, греки. Вероятно, я позволил себе лишнюю смелость, герр президент. Я их всех вербовал.
– Сколько? – выдохнул Коваль.
– Сложно назвать точно цифру, – потупился немец. – С учетом регистрации выданного оружия – около сорок тысяч. Имеется дезертирство. Наша проблема, что это необученные войска. Но моральный дух высок. Мы всем честно обещаем – война не за деньги, за свободу…
«Итого, как минимум – восемьдесят тысяч, – прикинул Коваль. – И как максимум, учитывая, что беженцы прут им из Греции навстречу, Борк может собрать больше ста тысяч. Здорово, но непонятно, как их кормить и как доставить в нужное место. У нас-то вояки не ахти какие, а это вообще ополченцы, и ополченцы вынужденные. Стоит войне слегка затихнуть – и они разбегутся по своим деревням, никакой силой не удержишь… Кроме того, у Карамаза в одном только Стамбуле, по данным разведки, собрано сто тысяч. И это не ополченцы, а реальные, сытые войска…»
– Мой президент, наверное, вы испытывать тревогу ввиду малого количества провиант. Мы гоним в обозе тысячу быков, еще двести подвод с зерном и крупой, еще почти пятьсот окороков копченых и много сухарей. Мясо прислали испанцы. Много мяса. Еще пришлют. Еще много коров гонят нам из Карпат. Оттуда бегут, бегут от войны, мой президент. Не беспокойтесь, провиант хватит на два года. Еще вы не должны волноваться касательно дисциплина. Я тоже волноваться. Восемь дней назад мы собирали военный совет генералов. Иногда плохо понимали язык, но все хорошо понимали дисциплина. Мы сделали, как вы сделали в России, всех привели к присяге. В следующую ночь уже расстреливали за нарушение присяги. Убежали двести человек. Теперь дисциплина. Присягу принимали России, – быстро добавил Борк, уже догадываясь, о чем президент собирается спросить.
