Коваль вернулся к вездеходу.
– Что ты им сказал, русский эмир? – не выдержал повелитель Аравии.
– Я им сказал, что ты не против раскопок. Через неделю они достанут первое золото. Тонн пять, для начала. На эти деньги можно пригнать рабов из Сирии и Ирана. Можно построить богатые дома на побережье…
– И потом… они уйдут?
– Не думаю. Тут можно лет двести копаться. Скорее всего, они еще и родственников пригласят. Ты знаешь, никто не любит богатых соседей. Таких, как вы.
– Вы тоже… не уйдете? Даже если я заплачу твоим воинам, каждому из них, годовое жалованье?
– Мы погостим еще немного, лет десять. Пока ты не выдашь мне Карамаза. А там поглядим. Не верю я вам. Уж больно вы суровые ребята.
– …Сулейман, скачи в город, – эмир не отрывал глаз от людской массы, стремительно заполняющей горизонт. – Оповести моих братьев, пусть едут в диван. Генералу Али тоже передай, жду его… после вечернего намаза. Пусть поднимает своих гонцов, поедут к халифам…
– Прошу простить мою дерзость, но что мне надлежит сказать вашим братьям, господин? – Придворный склонился так, что полы расшитого серебром халата стали красными от пыли.
Эмир выждал секунд десять, внутренне наливаясь ядом, предвкушая змеиную ухмылочку на губах придворного, уже готовясь выхватить саблю и врезать сынку своей бывшей жены плашмя по голове, сбить с него нахальство…
Но дерзкой улыбки так и не дождался. Сулейман тоже был напуган, напуган гораздо сильнее, чем его господин. Если бы эмир научился вдруг читать мысли, он с изумлением обнаружил бы, что Сулейман не решается сесть на коня, потому что боится выстрела в спину. Молодой придворный уверил себя, что эмир не потерпит в живых свидетеля его позора…
– Передай, что священной войны не будет. Мы принимаем все условия. Пусть отправят депешу Карамаз-паше, что мы отзываем советников. А также в Аден и Ходейду, чтобы распустили добровольцев по домам.
32
БЫК И ЛЕОПАРД
По парадной лестнице Зимнего дворца Цырен взлетел вихрем. Он мчался настолько быстро, что спешившиеся казаки остались далеко позади. Они еще гремели шпорами по мрамору вестибюля, а он уже перескочил двойную ограду у поста внутреннего дежурного и оказался перед запертой дверью на женскую половину. Один из глупых булей кинулся наперерез, но Цырен лишь небрежно взмахнул рукой – и сорокакилограммового пса отшвырнуло в сторону. С визгом лысый пес прокатился по ступеням, его собратья заворчали, но никто не посмел приблизиться.
Офицеры расступились. С протянутой для пожатия рукой подошел Миша Рубенс. Монах отступил, спрятал руки за спину.
– Нельзя… не надо. Где это, здесь?
Впрочем, он и сам чуял, что здесь. Прибыл по верному адресу. Из-под громадной дубовой двери тонкими струйками вытекала кровь.
– Отпереть не можем, – шепотом пожаловался начальник караула. – Словно пасть бесовская закусила.
– Слышно что-нибудь оттуда? Она… жива?
– Девок слыхать, – с готовностью откликнулся сотник Незовибатько. – Сама-то никогда голоса не подаст. Помирать будет, а не вякнет. Ой… то есть, я извиняюсь, негоже так болтать. Но известно ведь, жена Кузнеца – стальная баба, никогда выть не будет.
– Это точно, – подтвердил младший Рубенс. – Она молчать будет.
– Он нас всех прибьет, – патриарх икнул. – Если с Наденькой что-то случится.
– Тихо, тихо все! – Цырен приложил ухо к двери. Действительно, внутри кто-то плакал. Обычное человеческое ухо не различило бы таких слабых звуков, но монах давно уже не был обычным человеком. Он ощупал дверь, подергал ручку. Создавалось впечатление, что это не дверь, а только имитация, рисунок на кирпичной стене, столь плотно и недвижимо она держалась.
По лестнице галопом поднимались казаки, волокли за собой железо – домкрат, кувалды, ломы. Вначале ничего не помогало, пока дед Касьян не наложил сильное заклятие. От удара его посоха с хрустом лопнули три лампы, отвалился с потолка кусок лепнины, а в неуступчивой двери появилась трещина.
– Где тут другой вход?! Ведите же! – распорядился Цырен. И никто не удивился, что незнакомый бритоголовый человек с татуированной головой и объемными плотными рукавицами на руках здесь командует.
– Со второй дверью беда… – пожаловался начальник караула. – Да вон, взгляните сами.
Цырен молнией пронесся следом за провожатыми. На заднюю лестницу принесли факелы, электричество почему-то бездействовало.
Запасная дверь…
– Ох ты, Господи, спаси и сохрани!
– Ксения-заступница, не оставь нас!..
У запасного выхода в луже крови умирал лучший телохранитель. Белый тигр Лапочка. Из его распоротого брюха на двухсотлетний паркет дворца вывалились кишки.
Караульные шарахнулись назад. Никто не мог себе даже представить, что за существо могло так порвать тигра-мутанта.
– Тут нам не пробиться, – доложил Незовибатько. – За деревяшкой – стальная плита. Ее изнутри приперли. Если только взрывать?
– Я те дам – взрывать! – замахал кулаками патриарх. – Не дай Бог, ее там внутри зацепит…
– Ваше благородие! – издалека прокричал хорунжий. – Готово, вторую дверь взломали!
Ворвались внутрь. На руки казакам выпал ночной караульный. Тело было еще теплым. Грудную клетку в двух местах словно пропороли толстыми кольями и пришпилили к вешалке. Стало ясно, откуда натекла кровь.
– Вперед, рассыпаться! – скомандовал сотник, устремляясь за портьеры.
– Госпожа ван Гог! Вы здесь? Где вы?
Цырен одним мягким прыжком вскочил на высокий подоконник. До подоконника было не меньше трех метров, но монах даже не группировался для прыжка. Толпа на лестницах ахнула. Он скинул рукавицы – и толпа ахнула вторично. Из пальцев рвались наружу загнутые когти.
Цырен не стал ждать, пока казаки обыщут огромную квартиру президентской жены. Он выбрался наружу через форточку, легко соскочил на узкий трехдюймовый карниз и побежал по нему в сторону нужных окон. С набережной за ним следила другая толпа, отодвинутая и стиснутая конным оцеплением.
Он разбил окно плечом и ввалился в комнату горничных. Еще не успев долететь до пола, он уловил слева слабый шаркающий звук – и пригнулся.
Но это было всего лишь трюмо. Распахнутое зеркало покачивалось, а на вешалке, свесив набок обезображенную голову, висела одна из мертвых девушек. Ее не насиловали и не раздевали. Ей распороли грудь и живот чем-то острым, сломали нос, а затем повесили на крюк за ребро.
Вторую горничную, с вдавленным в череп лицом, Цырен обнаружил в коридоре. Он слышал, как приближаются казаки, они обыскивали обе кухни и кладовые. Но он слышал и кое-что еще.
Кто-то тяжело дышал в спальне.
