Она уже начала задом выбираться из-под скамьи, и в это самое
мгновение в автобус затолкнули следующий горшок с комнатным растением, и двери
захлопнулись.
Не успела Надежда и охнуть, как автобус сорвался с места и
куда-то покатил.
Ситуация была хуже некуда: снова, как утром, она ехала в
этом злополучном автобусе, не зная, куда ее завезут. Только вместо компании
тупых бандитов с ней в кузове находились комнатные растения, и такое общество
нравилось ей куда больше.
Первый испуг прошел, Надежда успокоилась и решила, что в
каждом положении можно найти свои плюсы. По крайней мере теперь она может быть
спокойна: сумка у нее в руках, и нужно только улучить подходящий момент и дать
деру. Надежда уселась поудобнее и ласково похлопала сумку по тугому боку. И тут
же насторожилась. В темном автобусе было плохо видно, но на ощупь ткань на
сумке была более жесткая, грубая даже. Надежда Николаевна с трудом повернула
сумку и уставилась на нее, напрягая глаза. Вроде бы точно такая же, как у нее –
черная с зелеными вставками, но, кажется, карман не такой формы… Надежда
похолодела. Сбоку к сумке был привешен крошечный золотистый замочек – точно
такой же она вешала на свою сумку в Москве перед отъездом на вокзал. Ключик был
очень маленький, и чтобы не потерять, Надежда положила его в потайной кармашек
своей куртки. Карман был такой маленький, что ключи от квартиры в него не
влезли.
У водителя громко играла музыка, да еще мотор шумел. Все
свободное пространство в автобусе было заставлено кадками с цветами, так что
Надежда не боялась, что ее увидят. Она нашарила в карманчике ключик и вставила
в замок без надежды на успех. Однако ключ подошел, чему Надежда безмерно
удивилась – для чего тогда замок, если к нему подходит любой ключ? Расстегивая
молнию, она уже точно знала, что сумка не ее – слишком мягко шла молния, а у
Надежды всегда заедала.
Непослушными руками открыв сумку, Надежда замерла на месте.
Сумка была до краев заполнена аккуратными прозрачными
пакетами с белым порошком.
«Это не мое, – в панике подумала Надежда, – я
ничего такого в своей сумке не везла…»
Отказываясь верить очевидному, она подхватила несколько
верхних пакетов и убедилась, что снизу лежат точно такие же.
«Наркотики! – сообразила Надежда. – В кино
показывают точно такие же сумки! Ужас какой!»
Порошок был мелкий, чисто-белый, похожий на сахарную пудру.
Надежда вспомнила, как в кино какой-нибудь персонаж обязательно прорывает пакет
и пробует наркотик на язык, после чего одобрительно кивает и сообщает, что
товар хорошего качества. Либо же наоборот, меняется в лице и, хватаясь за
пистолет, орет, что их всех подставили.
«И не подумаю пробовать, – решила Надежда, – все
равно не пойму на вкус. А так еще отравлюсь – вдруг там цианистый калий
какой-нибудь. Или синильная кислота…»
У водителя орал дурным голосом русский шансон. Надежде
захотелось убить мерзкого Ваську. Вот просто стукнуть сзади горшком с землей.
Она с трудом сдержала порыв – тогда они попадут в аварию, и она никогда не
узнает, куда же он девал ее сумку.
Характер у Надежды Николаевны был неплохой – в том смысле,
что она никогда не отчаивалась, не отступала перед трудностями и быстро
отходила в ссоре. Так и сейчас, она решила не расстраиваться попусту и обыскать
автобус – авось ее сумка тоже где-нибудь завалялась. Хотя надеяться на это
значило бы здорово переоценивать небесные силы.
Как она и думала, поиски ничего ей не дали. Ее сумки в
автобусе не было. Надежда облазила все замкнутое пространство кузова, чуть ли
не влезла носом в каждую щель, и наконец признала свое поражение: в конце
концов, дорожная сумка – это не иголка.
Разогнувшись, Надежда села на скамью и пригорюнилась.
Наверное, паразит-водитель вытащил из ее сумки все ценное, а
саму сумку за ненадобностью выкинул в мусорный бак. Так что можно попрощаться и
с чудным платьем, и с ключами от квартиры, и с подарками для мужа и кота…
Сонька-то, конечно, простит, она сказала, что платье можно не отдавать, муж
человек интеллигентный и скроет обиду. Но вот простит ли кот… Выходило, что кот
не простит Надежду никогда!
Но откуда же взялась здесь такая похожая сумка? Надежда не
помнила, была ли она здесь утром, когда их с Виктором везли на этом
микроавтобусе с вокзала, только ей и дела было, что под скамейками шарить!
Пока Надежда занималась своими поисками, автобус куда-то
ехал, то и дело застревая в пробках.
Вдруг из кабины донеслась какая-то веселая музычка – это у
Василия ожил мобильный телефон.
– Да! – отозвался он, достав мобильник одной рукой
и прижав его к уху. – Я сейчас на Московском… в банк еду, товар везу… да
плевать мне на них! Куда подъехать? На Бронницкую? Ну… ну… понял… там офис этой
бабы? Понял…
Он спрятал мобильник и развернул автобус.
«Куда это он собрался? – подумала Надежда. –
Что-то мне это не нравится…»
Через несколько минут автобус остановился. Водитель выбрался
из кабины, хлопнул дверью и куда-то ушел.
Наступила тишина.
Надежда подкралась к двери. В любом случае нужно было отсюда
выбираться.
К счастью, изнутри задние дверцы автобуса открывались просто
поворотом ручки. Надежда Николаевна приоткрыла дверцу, выглянула на улицу.
Микроавтобус стоял возле серого шестиэтажного здания, мимо
него сновали озабоченные люди с портфелями и сумками. До Надежды никому из них
не было дела. И вдруг среди этой толпы мелькнуло удивительно знакомое лицо.
В первый момент Надежда не поверила своим глазам: мимо
микроавтобуса шла та самая девушка, которая ехала в одном купе с Виктором
Бегуновым…
Но ведь ее убили прошедшей ночью!
Надежда своими глазами видела ее труп…
До сих пор, стоило ей прикрыть глаза, как перед ней
возникала эта картина – разметавшееся на дорожной постели окровавленное тело,
застывший мертвый взгляд…
Надежда выскользнула из автобуса, захлопнула за собой
дверцы.
Девушка уже прошла мимо нее, она удалялась, смешиваясь с
суетливой толпой. На ней была скромная серая курточка, никак не вязавшаяся с
обликом уверенной в себе, обеспеченной и продвинутой молодой женщины, которую
видела в поезде Надежда.
– Алиса! – окликнула ее Надежда вполголоса. Она
сама себе не верила, боялась обознаться, поэтому сказала это так тихо, что вряд
ли кто-то мог расслышать этот оклик.
Тем не менее девушка в серой куртке остановилась и резко
обернулась.
Надежда застыла в изумлении.
Это была Алиса… но в то же время не Алиса.
Лицо было то же самое, но в нем было что-то незнакомое. Совершенно
другое выражение, не такое высокомерное, не такое самоуверенное… Если на лице
Алисы явственно читалось, что она чувствует себя хозяйкой жизни – на лице этой
девушки было скорее выражение растерянности перед этой жизнью, неуверенности…
