Больше они не затрагивали эту тему, но отец стал с ней
суров, даже груб. Он с трудом вставал с кровати, здоровая рука тоже плохо
двигалась, ей приходилось кормить его с ложечки. Потом он слег, врачи дали
понять, что конец близок, а она уже так измучилась, что приняла это сообщение
спокойно. Каждое ее утро начиналось с кошмара – она боялась, что, войдя в
комнату к отцу, найдет его на кровати мертвым.
А когда это действительно случилось, первое чувство было
облегчение. Потом пришло горе, но она никак не могла забыть то облегчение и
корила себя за это.
Выслушав ее сбивчивый рассказ, доктор нахмурился и выписал
ей таблетки. Не наркотик, нет, успокаивающе улыбнулся он на ее вопрос, но эти
таблетки помогут вам расслабиться и крепко спать по ночам.
Стас явился через две недели после похорон – без звонка и
предупреждения, просто позвонил в дверь, и она открыла, не спрашивая, кого это
принесло на ночь глядя.
Стас был ее бывший муж. То есть фактически настоящий, потому
что они еще не оформили развод, хоть и не общались больше года. Обаятельный
негодяй с дивной улыбкой, слишком широкой, чтобы быть искренней. Веселый и
находчивый, душа любой компании, он играл на гитаре и пел приятным голосом,
переставляя в песнях слова, чтобы было смешнее. Когда они познакомились три
года назад, ей было… двадцать девять. Не то чтобы сильно хотелось замуж, но
было лестно иметь рядом такого симпатичного мужчину. Он вносил в ее довольно
скучную жизнь приятное разнообразие.
Отец ничего не сказал, и она слишком поздно заметила, что он
Стасом недоволен. Отец до болезни был добрым и мягким человеком, никогда ей ни
в чем не перечил и хотел видеть ее счастливой.
На этой приятной ноте нужно остановить воспоминания.
Она спустила ноги с кровати, попыталась нашарить тапочки,
привычно не нашла их на обычном месте и не удивилась этому. Прошлепав босыми
ногами до ванной, она включила свет и уставилась на себя в зеркало. Вид мало
впечатлял: бледная, глаза красные, темные волосы в беспорядке рассыпались по
плечам… После смерти отца она сильно похудела, и шея, казавшаяся слишком
длинной, жалко торчала из выреза ночной сорочки.
Она нашла в шкафчике прозрачный пластмассовый флакончик с
таблетками, выбросила одну на ладонь и задумалась. От таблетки она заснет, а
утром встанет ко всему равнодушная. Доктор называет это спокойствием и
безмятежностью. Ей же кажется, что состояние после таблеток ненастоящее, что
это не она выходит на улицу и едет на работу в переполненном вагоне метро, а
совсем другая женщина – невозмутимая и толстокожая, равнодушная ко всему. Рука
ее дрогнула, и таблетка покатилась по кафельному полу. Она не стала ее искать.
Привычный вид в зеркале привел ее в чувство. Боль почти
забылась, как и кошмар. Но все-таки… Она расстегнула сорочку, больно было вот
здесь, под левым соском, как будто… как будто ударили ножом.
Наконец тьма за окном поредела и отступила, наступило утро.
Надежда приподняла краешек занавески.
Наверстывая потерянное время, поезд мчался мимо золотеющих
рощ, мимо маленьких просыпающихся поселков.
Галина Ивановна все еще спала. Проснулась она только от
стука проводницы, которая известила о скором приезде в Петербург.
Генеральша мгновенно поднялась, подхватила полотенце,
несессер с туалетными принадлежностями и удалилась в туалет.
Надежда соскочила с дивана, подняла полку и заглянула
внутрь.
– Ну как ты – живой?
– Не спрашивай! – прохрипел из рундука
свернувшийся буквой «зю» Бегунов. – Ну что – приехали?
– Потерпи еще полчасика! – И Надежда торопливо
захлопнула крышку, потому что дверь купе уже начала открываться.
Едва поезд остановился на Московском вокзале, в купе влетел
бравый лейтенант. Лейтенант был молодой и румяный, волосы его топорщились,
непокорные расческе. Лихо щелкнув каблуками, он приветствовал генеральшу не по
уставу:
– Утречко доброе, Галина Иванна! Хорошо ли в дороге
спалось?
– Разговорчики, Никодимов! – буркнула генеральша –
с утра настроение у нее было не очень.
Парень резко поскучнел, подхватил ее чемодан и двинулся к
выходу. Генеральша, однако, вполне по-человечески простилась с Надеждой и
двинулась следом.
Едва дождавшись ее ухода, Надежда Николаевна захлопнула
дверь купе и подняла полку:
– Ну все, приехали, выбирайся!
Кряхтя и стеная, Виктор выполз из своего убежища и чуть не
повалился на пол: ноги, затекшие от неудобного положения, совершенно его не
держали. От лощеного моложавого мужчины, который вчера вечером вошел в вагон
СВ, не осталось и следа. Волосы больше не лежали красивой волной, лицо
приобрело тусклый, землистый оттенок, под глазами набрякли мешки. На щеках
выступила неровная седоватая щетина. Теперь ему можно было дать не пятьдесят
лет, а гораздо больше. Впрочем, Надежда представила, как она сама выглядит
после всех треволнений бессонной ночи, и расстроилась.
Надежда усадила Виктора на диван и принялась растирать
онемевшие конечности. Несчастный стонал и охал, как всякий мужчина. Надежда
помалкивала, вспоминая, как он заботился о ней тридцать лет назад, как растирал
подвернувшуюся ногу… Как сидел вместе с ней два часа на пустынном перроне, как
провожал потом до самого дома, потому что поезд прибыл очень поздно, метро не
работало и ей было страшно одной брести по темным улицам.
Наконец Виктор смог встать на ноги.
Надежда сложила свои вещи и выглянула в коридор.
Последние пассажиры выходили, негромко переговариваясь.
– Пойдем скорее, пока не все разошлись. В толпе тебя
никто не заметит.
Она протянула ему симпатичную кепочку, которую купила в
подарок мужу. С грустью оторвав бирку, она тут же призвала себя к порядку: у
человека судьба решается, а ей кепочки жалко!
Виктор надвинул кепку на самые глаза, поднял воротник и
двинулся к выходу следом за Надеждой.
Возле дверей вагона стояла хмурая проводница. Взглянув на
нее, Надежда готова была поклясться, что девушка тоже не сомкнула глаз со
времени незапланированной остановки. Еще бы, волновалась, что кто-то мог видеть
неучтенного пассажира.
– Спасибо вам большое, до свидания! – пропела
Надежда с преувеличенным энтузиазмом, стараясь заслонить собой мрачного
спутника.
Проводница ответила, машинально скользнув взглядом по пассажирам,
и повернулась к приближающемуся бригадиру. Невдалеке от двери вагона, пережидая
толпу, маялись двое людей с носилками – понятно по чью душу. Впрочем, душа-то,
как сообразила Надежда, как раз уже ни при чем, отлетела уже душа у покойницы
где-то в районе Бологого.
Надежда с Виктором поспешно влились в поток пассажиров,
движущийся по перрону.
