Я отшвырнула молоток и внимательно посмотрела на себя в зеркало, сожалея, что не знакома с тестом, позволяющим выяснить собственную психическую вменяемость. Я попробовала открыть кран над раковиной. Кран вертелся легко, но оттуда не вылилось ни капли. Настроившись на худшее, я сняла крышку с бачка унитаза. Бачок был доверху заполнен теплым льдом. Точно такой же лед виднелся и в сливном отверстии, но я туда рукой не полезла.
Зараза! В дополнение к прочим радостям мне показалось, что из кухни тянет жареным кофе. Это неопровержимо доказывало, что Эличку пора сдавать в больничку. Потому что никто у нас отродясь кофеварками не пользовался.
Я припомнила, что читала про психов. Некоторые больные живут в полной уверенности, что их разум в норме, их просто невозможно переубедить. Эта категория труднее всего поддается терапии. Похоже, мне повезло; я добровольно признала свои маленькие отклонения! Сомнений больше не осталось: я чокнулась. В противном случае пришлось бы признать, что коттедж в одночасье остался без электричества, всех видов связи, воды и канализации. Я стала думать, что лучше — безумная Эля или безумный мир? Вопрос меня настолько увлек, что я не сразу сообразила, чем заняты мои руки. Мои руки теребили пластмассовую бутылку с водой.
Внезапно это показалось мне очень важным. Вода в бутылке пребывала в самом обычном, жидком состоянии, она булькала и пузырилась. Я отправилась на кухню и попыталась открыть краны там. Нулевой эффект, зато в большом холодильнике — целых две упаковки «боржоми» и упаковка «колы». Я несколько раз переводила взгляд с бутылки на умывальник, затем озадачилась новой идеей и полезла в погреб. Света там не было, как и везде, но имелся фонарик.
В подвале тоже пахло кофе.
Когда я спускалась по узким ступенькам, донесся первый крик. Я замерла, согнувшись, но в ушах громыхали лишь удары сердца. Явно кто-то кричал, женщина или девочка, и в обычный день я не обратила бы на это внимания. Орать могут где угодно — на пляже, на теннисном корте, или даже обалдуи из детского лагеря, что на той стороне озера. По воде звуки доносятся великолепно, например, матерщина во время их футбольных матчей. Однако сегодняшнее утро язык не поворачивался назвать обычным, и женский крик продолжал звенеть во мне, как эхо оборвавшейся струны.
Я промаялась довольно долго на полусогнутых ногах, пока не затекла спина, и мое терпение было вознаграждено. Вскрикнули еще дважды, скорее всего молодая девчонка, и явно не со стороны озера. Девяносто процентов, кто-то просто баловался, но...
Но это был первый звук, донесшийся до меня из-за пределов дома.
В подвале все находилось в полной сохранности.
посветила фонариком с лесенки. Перекатывались ягодные компоты в банках, в других закрученных банках отплясывали в зарослях укропа огурчики и патиссоны. Все, что было запертым, — оставалось жидким. В подвале было немножко прохладнее, чем наверху. Я глотнула еще минералки, хотела облить голову, но вовремя представила, как вода застынет на мне. Выходя, вдруг вспомнила, зачем сюда полезла. На полке пылилась целая упаковка батареек для фонарика.
Уже забирала батарейки и тут случайно посмотрела вниз, между лесенкой и стеллажами. Ничего особенного я там разыскать не надеялась, просто показалось, что в луче фонарика мелькнуло что-то светлое. Я едва не выронила фонарик. Вообще-то я вовсе не трусиха, да и чисто у нас, никаких грызунов мама бы не потерпела. Но это была не крыса.
Пол в подвале... он изменился.
Я сюда редко спускаюсь, но четко помнила, что раньше пол покрывали потемневшие деревянные рейки, чтобы не холодно было наступать на цемент. Наш подвал — это извилистый лабиринт, протянувшийся под домом, он коридорчиками разделен на четыре большие части. На котельную, гараж, мастерскую и собственно кладовку для съедобных запасов, хотя это звучит смешно. Мы же не какие-нибудь ненормальные кулаки, вроде бабули Зиновия, чтобы превращать каждый сантиметр сада в делянку, а потом десять лет ковырять ложками задубевшее варенье. Но, приличия ради, мама живописно расставила по полкам десятка два банок с соленьями и сюда же зачем-то поместила импозантные жестянки из-под импортного печенья. Для красоты, иначе не скажешь, чтобы гости, если забредут в подвал, за нашу полную чашу порадовались.
В мастерскую из кладовой можно попасть через узкую железную дверцу, которая всегда закрыта. Впрочем, мастерская — это смех один, как и продовольственный склад. Жора там поставил станок, верстак и... никогда туда не заходит. Нечего ему ремонтировать, да и не умеет особенно. А в гараже постоянно прохлаждается мамин «фокус», потому что во дворе тесно, а в Поляны мы ездим на Жориной «карине». Гараж с мастерской тоже сообщается. Если постараться, то можно войти через ворота, которые у нас в яме, под домом, и выйти с другой стороны, через кухню, под которой я как раз сейчас и развлекалась.
Мама замужем за Георгием уже три года, и каждое лето, приезжая в поселок, я немножко грущу, что так рано выросла. Если бы мама познакомилась с Жорой лет на пять раньше, мне наверняка доставило бы колоссальное удовольствие бродить по закоулкам, чердаку и подвалу теперь уже нашего общего дома. Мы бы с Зиновием непременно устроили парочку тайных пещер и предавались там леденящим душу занятиям. Рассказывали бы друг другу истории о Черной руке или о Папочке, который женился много раз, и всякий раз у его новой жены загадочным образом пропадали детки... Нет, естественно, до замка Синей Бороды нашему особнячку далеко, но детская фантазия способна творить чудеса...
Похоже, сегодня моя фантазия зашкалила конкретно.
Я поводила фонариком из стороны в сторону и задумалась. Когда же Жора мог успеть натворить таких делов? Я не спец, но на подобную работу, как пить дать, у строителей ушел бы целый день. А я что-то не приметила отчима за работой более трудоемкой, чем открывание пивных банок. После четырех биржевых дней в городе он приезжает и оттягивается с инжиром в гамаке, а вечером чешет пузо в кресле. В первый его выходной день даже мама снижает накал стервозности и побаивается Жору трогать. А вчера как раз был первый выходной после биржевой сессии.
Но кто-то ведь залил подвальный пол свежим слоем цемента!
Реечный настил исчез. Светло-серая, слегка пупырчатая масса покрывала пол толстым слоем, доходя до середины второго снизу кирпича. Стенки в подвале кирпичные, и глубину легко просчитать. Нижняя ступенька лестницы утонула почти целиком. Я никак не могла понять, застыл цемент или нет. Перехватила фонарик в левую руку, правой взялась за перила и попыталась раскачать лестницу. Раньше лесенка слегка качалась, теперь застыла наглухо. Я могла сколько угодно рассуждать о лености своего отчима, но за сутки кто-то приготовил раствор и...
Я вернулась на кухню с ощущением легкого омерзения. Меня прямо-таки передергивало при мысли, что случилось бы, вляпайся я без фонарика в цемент! Я повторяла себе, что ничего страшного бы не случилось, помыла ноги, вот и все, но внутреннее чувство упорно твердило об обратном. Странно, что Жора не предупредил о своей внезапной подвальной активности.
Мне вдруг показалось...
