Такие случаи фиксировались и в других городах.
– Парни, не дрейфить, не смотреть туда. Это тоже глюк, скоро исчезнет. Все ко мне, «низкая черепаха»! Сомкнуть сектора обороны!
Я подумал, что Карман прав и нам, при любом раскладе, необходима передышка. Даже если на комбинате сильный пожар, мы проберемся по тоннелю в жилую зону, отыщем защищенное место, где сможем спокойно перевязать раненых.
Стоило мне так подумать, как в наушниках задребезжал старческий гнусавый тенорок.
«Не сбежишь от добрых лапок…
Не уйдешь от Бир-ра… хе-хе…»
Я представил себе бесконечные переходы фабричных корпусов. Чтобы найти засевшего в радиоузле певца, придется вылезать из седел и идти пешком.
Идти внутрь мне совершенно не хотелось.
37
КАДЕТ
Знающий людей – разумен, а знающий самого себя – прозорлив.
Лао Цзы
– Как твое имя, кадет?
– Тебя не касается.
– А меня зовут Бродяга Марш.
– Ну и что с того?
– Теперь я понимаю, отчего у тебя постоянно разбито лицо. Ты всем так сразу хамишь?
– Нет, не всем. Только наглым старшекурсникам.
– Между прочим, я старше тебя всего на год. Я слышал, тебя зовут Волкарь?
– Я сам себя так назвал.
– Отличное имя. Кажется, это что-то из славийских сказок?
– Да, что-то в этом роде, но я сам не помню.
– Можно спросить у декуриона, он разрешит поглядеть в библиотеке.
– А зачем? Я не хочу ничего вспоминать.
– А знаешь, ведь мы почти земляки. Ты слышал, кто такой был Бродяга Марш? Этот парень был благородным разбойником и жил в Любавии триста лет назад. Ты хоть знаешь, где Любавия?
– Мне наплевать. Слушай, Бродяга, или как тебя там, скажи уж честно – ты просто хочешь выведать, почему я так хорошо бросаю ножи?
– Да, я видел, как ты дрался на учебных ножах. Это просто здорово, ты победил троих, даже Счастливчика Мо! Клянусь Юпитером, за два года, что я здесь, этого никому не удавалось!
– Просто у меня неплохая реакция.
– Неплохая?! Ты смеешься, Волкарь? Здесь ведь у всех неплохая реакция. Слушай, как насчет того, чтобы держаться вместе? Я собираюсь сдавать экзамены на второй и третий цикл. Если уж попал сюда, то надо стать офицером.
– Зачем мне держаться с кем-то вместе?
– Ну… как знаешь. По-моему, Счастливчик Мо затаил на тебя зуб. Ты, кажется, подрался здесь уже со всеми, да? Не тяжело тебе жить, когда вокруг нет ни одного друга? Ладно, как хочешь, я пошел…
– Эй, погоди! Зачем? Ты не ответил.
– Что «зачем»?
– Зачем все это – друзья, компании, выпивка? Зачем тебе столько людей? Зачем тебе я, если ты и так все время в компании?
– А зачем ты все усложняешь, Волкарь? Узнавать новых людей – это всегда интересно. Кроме того, если мы собираемся стать командирами, нам предстоит общаться с подчиненными, с сотнями легионеров.
– Я не собираюсь становиться командиром.
– Вот дела… Но я слышал, что у тебя лучшие боевые показатели! Неужели ты выпустишься младшим стрелком и даже не попробуешь сдать экзамены?
– А зачем мне командовать? Разве недостаточно того, что я люблю сенат, разделяю идеи конфедерации и готов до смерти служить демократии?
– Волкарь, ты все верно говоришь, но… мы все любим сенат, и все готовы идти в бой за свободу и порядок. Это азы первого добровольного гипнокурса. Я же спрашивал тебя о другом…
– Ты спрашивал, отчего я не хочу изучать других людей? Отчего я не хочу хохотать вместе с ними, играть в кольца и слушать, у кого сколько девок? Слушай, Бродяга, или как там тебя… А разве это правильно – ковыряться в других людях, когда не знаешь самого себя?
– Я тебя не понимаю.
– Нет, погоди, не уходи, ты меня отлично понял. Я ведь аномал, не слабее тебя, дружок. Мне тоже про тебя кое-что известно, так что можешь не считать себя самым умным. Ты ведь уже пишешь диссертацию по педагогике и военной психологии и завоевал второе место на конкурсе военных академий за разработку оригинальной модели трансдермального сенсора… Я верно выговорил?
– Верно… Клянусь Юпитером, но это не секретные сведения. Ты мог прочесть обо мне в общем доступе. Только зачем ты читал?
– Затем. Я тоже, как и ты, раньше считал, что стану очень умным, если изучу людей. Но это неправда, Бродяга. И ты поумнеешь только тогда, когда повернешься лицом к себе. Куда ты пошел, эй? Обиделся? Эй, постой…
Четырьмя этажами выше моложавая женщина с короткой светлой стрижкой, одетая в форму без знаков различия, покачала головой и погасила экран.
– Этот парень, номер сто шестнадцатый из весеннего набора, меня сильно беспокоит, – произнес крупный мужчина в форме гвардейского центуриона.
– Пока все под контролем, – отозвался другой, в форме медицинских войск, сидевший напротив сложного пульта. – Метелл, это чрезвычайно любопытный экземпляр, и поверь моему опыту, удача, какой не случалось уже восемь лет. Этот парень далеко пойдет. Я уверен, кадет Селен еще удивит нас…
– Ненавижу сюрпризы, – перебила блондинка. Она нажала миниатюрную кнопку на браслете и произнесла:
– Кадет Висмут, декурия двести два, немедленно поднимитесь в учебный отдел… Охрана, пропустить!
В кабинете воцарилось молчание. Центурион перелистывал личные дела. Врач закурил трубку. Наконец, в дверь осторожно постучали. Перед тем как кадет второго курса, по прозвищу Бродяга Марш, пересек тамбур, темное непрозрачное стекло разделило кабинет надвое. Бродяга Марш остался наедине со своим первым командиром.
– Госпожа декурион, кадет Висмут, декурия двести два, по вашему приказу прибыл!
– Кадет, кру-гом! Что я держала в левой руке?
– Эээ… Два ключа, госпожа декурион. Белый ключ, как от шкафчика в спортзале, и ваш ключ от вашего… гм… чемоданчика.
– Что было неправильно в моей одежде?
– У вас неверно зашнурован левый ботинок.
– Хорошо, можете повернуться, – Кузнечик позволила себе улыбку. – Доложите о вашем разговоре в свободной форме. Информация меня не интересует, я и так все слышала. Все, кроме информации.
– Госпожа декурион, у меня сложное впечатление… Во-первых, он еще не раскрылся полностью. Мне кажется, Волкарь… то есть, извините, кадет Селен… он гораздо сильнее, чем я. И глубже, хотя не прочел, наверное, и десятка книг. Извините, что я так говорю…
– Ничего, все верно. Продолжайте.
