– Что это? – Я дернул Чака за рукав «тельняшки». Навстречу нам, слегка припадая на передние мохнатые лапы, бежали два симпатичных паучка, размером с мотороллер.
– А… Крейзи, заколдованные, не обращай внимания… Пошли скорее, пропустим бой слонов!
– Как это – заколдованные? – Я не в силах был оторвать взгляда от жутких созданий. Из вздутых брюшек сочилась зеленая жидкость, шесть пар лап скрежетали по пластику. – Можно поверить в любую победу науки, но не в колдовство.
– Да нет никакого колдовства! – Изабель закапал в нос уже третий раз, его лодыжки все сильнее заплетались. – Это так говорится, что заколдованы они, на самом деле ты их так видишь, практика гипно-массовки…
Широкий проспект плавно спускался вниз, туда, где грохотала музыкой исполинская чаша, туда, где в блестящем под куполом шаре трое в шлемах с трезубцами кидались на одного озлобленного… тигра. Нет, тигров такой величины на Земле не существовало! Народ впускали группами, рассаживали в круглые кабинки с мягкими перильцами. Мне это напомнило колесо обозрения или фуникулер. Стационарных посадочных мест в колизее не было, тысячи кабинок медленно двигались по сложной траектории, сохраняя осевое вращение, перемещаясь от одного шоу к другому, то поднимаясь вверх, то планируя на сорокаметровую глубину вдоль бесконечного ряда разбегающихся галерей. В дальнем конце стадиона возвышалась исполинская ослепительно подсвеченная статуя Будды. На дне, сплетясь трехметровыми бивнями, поливая кровью арену, катались… нет, не слоны. Такими, по книжкам, я представлял себе мамонтов. Зрители визжали.
Парящая впереди нас кабинка пошла вниз, внутри развлекались две женские пары. Рыжеволосая, с палочкой Красного тиба во рту, устроилась на лице подружки. Это еще полбеды, а вот соседка… Соседка ласкала лежащую в полном отрубе девицу сразу четырьмя руками… Я потряс Чака.
– Гордость Церкви Хо! – прокричал он мне в ухо. – Мы первыми добились жизнеспособных дублей доисторических энималз. Саблезубые тигры, мамонты, даже ящеры… Мы берем первые призы на нью-йоркских Парадах жизни. Ангелы Хо посрамили и христиан и мусульман с их крейзиманией, что только Бог может быть криэйтором сущего…
– Четыре руки, Чак!
– Ее личное дело! Не дороже, чем сменить секс!
– Но тогда можно и две головы, и четыре ноги, черт возьми!
Изабель сменил курс, мы поднимались выше. Тигр прикончил одного из гладиаторов, двое оставшихся висели у него на загривке. Толпа в кабинках, зависших вокруг шара, неистово ревела. К нам, притормаживая крыльями, спускался официант.
– Две головы нельзя, зафризят в Психо. – Чак принял у робота поднос. – А с ногами делай что хочешь, но кентавры сейчас не в моде!
Я рассмотрел наконец вблизи устройство флай-кибера. Точно такие же, в сложенном виде, стояли у Чака дома, на взлетной площадке. Два широких маховых крыла, как у летучей мыши, поверх них – компактные лепестки для зависания и вертикального взлета. Скорее напоминает строение осы, чем птицы. Желваки псевдомускулов, укрытые в пластичную броню, и спереди, на брюхе, крепежные разъемы для люльки. Вместо человека в люльке находилась улыбающаяся официантка, из экономии выполненная без ног, но с шестью проворными ручками.
– Чак! – сказал я, поразмыслив. – Я не припомню, чтобы буддизм поощрял насилие!
– Йэп, бой! А ты поумнее Снейка. – Оба рассмеялись, Изабель заправлял в кальян листики коки. – Чтобы штекнуться, надо стать хотя бы Адептом первого круга… Скажем проще, в отличие от старой школы или от нашего противника, Церкви Бао, мы отрицаем карму.
– То есть за грехи не воздастся?
– Макс, Небесный Иерусалим давно построен! Как бы ты себя ни вел, Нирвана уже здесь! – Он постучал у себя за ухом. – Для того чтобы сеять мир в душах, идеи перевоплощения устарели.
– Эта мысль стара даже для моего времени! У нас миллионы людей тоже пили водку, висели годами в вирте, играли в игры вместо того, чтобы работать. А теперь они убеждают себя, что достигли блаженства… Это же тупик, Чак!
– Игры? – Чак отобрал у Изи кальян, медленно затянулся. – Нет, игры – это другое. У свободного гражданина есть право выбирать между реалом и виртом. Завтра я отведу тебя в Диип, ты воткнешься, оттуда реал кажется таким же фантомом, как Диип отсюда, только в реале достичь состояния Джана практически невозможно, а там на выбор триста миров. Там лучшие театры и лучшие мюзиклы, потому что в реале не создашь таких декораций, самые пиковые актеры дерутся за право играть в Глубине. С коллегами по креатуре Изабель встречается только там, даже семью новую завел. Йэп!
– Но это иллюзия!
– Не больше, чем реал! Какая разница, где стремиться к совершенству?! Ты часто юзишь слово «работа» , Макс! Откинься, бой, хомо джабил тысячи лет в надежде на отдых, а жрецы всех религий кормили его райскими глюками. Нирвана давно здесь, просто кайфуй и смотри Мистерию!
Я устал спорить. Тем более посмотреть было на что. Крылатый служитель культа парил вдоль ярусов, поджигая в жаровнях благовония. Слева по курсу, в следующем шаре, словно вытканном из золотой паутины, носился здоровенный птеродактиль. Его преследовала культуристка с флай-мускулом за спиной, с дубиной и нунчаками в руках. У обоих противников вовсю шла кровь. Десятка два девчонок, повиснув снаружи на паутине, давали советы, но их крики заглушал неистовый музыкальный фон. На арене один мамонт забодал наконец другого, на месте их сражения возник гигантский дансинг, с батутом вместо пола. Некоторые танцоры прыгали вверх метра на три. Мне показалось, среди беснующейся публики я приметил разнополые пары.
– Тут, на празднике, встретишь кого угодно… Выгонять их запрещено! – скривился Чак. – Там, на пятом ярусе, у уродов свои притоны…
Жужжа крыльями, вскинув разрядники, промчалось, в полном боевом, звено полицейских. На подвесной сцене справа трахались два парня, один сплошь покрытый бурой шерстью, точно медведь, и с когтями в три сантиметра. Очевидно, разыгрывался своего рода спектакль, потому что под хохот зрителей выпрыгнул третий, юркий, с хвостом, и напал на «медведя» сзади. Я отвел глаза, а потом поневоле обернулся. Мать вашу, это был совсем не хвост! Некоторые технологии будущего представляли несомненный интерес…
Прогремел гонг. Танцующая масса задрала головы. В вышине, в мельтешении кружащихся кабинок, статуя Будды медленно открывала сияющие глаза. По сторонам от вечной улыбки стена на глазах превращалась в соты. Распахивались одно за другим окошки, за каждым из которых притоптывал бритоголовый монах. Десятки, сотни окон, и открывались все новые. Сменился ритм музыки,в воздухе повеяло чем-то слегка узнаваемым, из мелодий наших уличных кришнаитов. В кабинках, на прогулочных ярусах, внизу, на батуте, ударили в ладоши, принялись раскачиваться вместе с братией. Жаровни исторгали дым. Пучки света из глаз Будды устремились в возникший в противоположном конце зала циклопический кристалл. Тысячи вскочили на перила, синхронизируя хлопки. Из-под купола дождем посыпались лепестки роз, настоящих, с приторным ароматом, но еще сильнее забивал ноздри дым курильниц. Только сейчас я смог оценить истинные размеры чаши, где без труда разместилась бы пара олимпийских стадионов.
