«По вашему запросу сообщение уничтожено».
Я стянул со взмокшего лба визор. Главное – не соскочить с катушек. Если на минутку, лишь в виде исключения, допустить, что я действительно нахожусь в будущем, то есть не я, а матрица моей памяти в мозгу Антонио, то… Но он заявил, что выполняет мою просьбу! Я никогда не оставлял просьб человеку, которого произведет на свет искусственная матка четыреста лет спустя… И до кучи – доктор Караян. Снейк убежден, что ему пошли навстречу из-за спортивных достижений, но тут тоже не все просто…
– Чак! – Я потряс его, бородатый болтался, словно кости выпали из суставов. – Чак, отведи меня на Мистерию!
4. Мистерия
Пока не выросла наша «тыква», семья Снейка ютилась в трехэтажном особняке старинного испанского покроя, с внутренним патио, фонтанами и раскидистыми алоэ вдоль садовых дорожек. От исторического прототипа дом отличался тем, что с нажатием кнопки, в течение получаса, полностью менял внутреннюю конфигурацию, мебель и цветовую гамму. Отсутствовало понятие несущей стены, можно было вообще убрать перегородки, превратить помещение в одну большую комнату, но при этом крыша удивительным образом держалась. Какое-то время я этим забавлялся, двигая спальни и уничтожая лестницы, потом надоело. Неизменными оставались картины Чака. Нет, эти полые геометрические фигуры на картины походили не слишком, но автор называл их именно так. Трапеции, кубы, цилиндры, в которых, внутри и снаружи, непрерывно перемещались цветные капли, создавая иллюзии – то бескрайней иссохшей пустыни, то водопада, то таинственной горной гряды. На фоне текущих пятен в глубине повисала главная сюжетная линия; здесь также могло встретиться что угодно, от группы танцующих детей до бегущего стада жирафов…
Я так понял, переезд стал необходимым из-за сужения ареала искусственного климата. Календарь рядом с термометром смотрелся бы гротескно: 23 декабря, плюс 20 по Цельсию, и это на широте Петербурга. Изабель тужился растолковать мне политику правительства в области погоды. Подобные вопросы решались прямым голосованием: если население города согласно платить бешеный налог за микроклимат – нет проблем. Поддержание субтропического оазиса обходилось с каждым годом все дороже, и многие северные мегаполисы ограничивались «отоплением» центра и жилых районов. Колоссальные средства в то же время уходили на поддержание холода в полярных областях. Под действием дыхания подводных плантаций ледники неумолимо таяли, но возвращение сельского хозяйства назад, на изгаженную сушу, представлялось еще более дорогим мероприятием. Кроме всего прочего, огромные массивы угодий, освоенных в двадцатом веке, прекратили существование, уступив дефицитную площадь промышленности.
Чак уехал молиться и заодно порисовать, он состоял в Церкви ангелов Хо, нечто среднее между воинствующей теософией и классикой буддизма. Все-таки восточные корни давали о себе знать, но творчество привлекало его сильнее религии. Прозрачные шедевры он создавал не в одиночку, иногда над особо сложной оптической композицией трудилось человек пять. Большинство картин требовали предварительного компьютерного моделирования, но высшим шиком считалось обойтись без машины и удержать трехнедельную, а то и месячную работу в голове. А затем наступало самое странное и обидное, во всяком случае, мне бы стало обидно. Картины выносились прямо на улицу, в зоны гуляний, на задворки Мистерий, развешивались в барах. Денег никто не получал. Чак так искренне засмеялся, когда я указал на недопустимость столь легковесного отношения к собственному труду:
– Какие музеи, бой? Музеи созданы, чтобы хранить старину! Если запихнуть в экспозиции все, что пишут сегодня, придется отдать под музейные площади всю жилую зону!..
Оставаться одному мне было скучно, я напросился с Изи в пансион на чистку. Пока он, утыканный клизмами, валялся в барокамере, мне предоставили массажную ванну со стационарным нэтом, откуда я не мог выбраться больше трех часов. Изабель появился посвежевший, чернокожий, с подновленной почкой и потащил ужинать в Кронштадт, в подводный ресторан. Там вплотную к окнам подплывали касатки, и можно было манипулятором протянуть им кусок мяса. В чем тут фишка, я не мог понять очень долго, ну, касатки и касатки, ничего особенного, – пока Изабель не огорошил сведениями из области океанологии. Места, где водилась рыба и прочая подводная живность, представляли собой страшную редкость, содержание природных заповедников обходилось недешево, а товарный рыбный промысел давно осуществлялся на гигантских фермах. Зато в среде бомонда верхом крутизны стало подводное уединение с последующими творческими всплесками, например дрессурой новых видов аквариумных рыб и созданием из них живых мозаик с изменяющейся окраской…
Чем дольше я напрягал зрение и слух, тем сильнее закрадывалось в мозг отвратительное чувство упадка. Технические достижения не просто ошеломляли, многих вещей я так и не смог охватить – требовался иной уровень восприятия. Нефть давно кончилась, о диких лесах вспоминали как о легенде. Большая часть Сибири после вырубки зелени превратилась в неухоженную тундру, а южные районы, подобно африканским пустыням, представляли из себя колоссальную солнечную батарею с многоярусными теплицами биомассы внутри. Засохшее ложе Каспия занимал крупнейший в Содружестве грузовой космодром для вывоза отходов. Союзнички по-прежнему отодвигали самое вредное подальше в Азию… За это Россия монопольно продавала опускающейся в воду Западной Европе землю, а если точнее, ненужные горы. Измученные потопом голландцы, англичане и прочие через цепочку концессий вывозили с Урала миллиарды кубов грунта и вываливали у своих берегов. Испания тоже порывалась продать верхушки сьерры, но у Испании не было мусорного космодрома. Вот так-то!
Физиков поздравляли с успешной поимкой элемента, имеющего атомный номер 282, но никто не объяснял, зачем он нужен. Провожали на покой последний термоядерный реактор, работавший на дейтерии, энергетики второе десятилетие вяло завершали монтаж второго кольца солнечных батарей за орбитой Венеры, японцы наращивали береговую линию грунтом, поднятым из глубин океана, тысячи последователей умалишенного по имени Мунтегеро вживляли псевдожабры и уходили жить на дно…
Сеть трансконтинентальных, воздушных и подземных, тоннелей лет сто назад заменила зачахшую керосиновую авиацию. Пневматик грузоподъемностью двадцать тысяч тонн проходил путь в вакуумном желобе от Гамбурга до Нью-Йорка за шесть часов. Спецслужбам позволялось рассекать на ионных катерах с гравикомпенсаторами, а малую авиацию представляли флай-киберы на мускульной тяге. Я заглянул в историю вопроса и удивился, что сей транспорт почти не изменился за истекшее столетие. Неясно… Тридцать процентов бюджета страны пополняли платежи за вывоз в космос отходов со всей планеты. Ежедневно в сторону Солнца стартовали несколько сотен одноразовых барж. Японцы вырастили особый штамм Желтого Города, питавшийся всем подряд – им своего мусора даже не хватало, Америка отходы отстреливала, а баржи возвращала на лунную Станцию очистки. Мы, как всегда, шли своим путем… Появляться вне городов без защитных спецкостюмов не рекомендовалось, за пределами климатических барьеров туго жилось даже крысам. Никто не мог точно угадать, где вскроются очередные опасные захоронения. Бригады химзащиты ООН боролись с контрабандой чистого горного воздуха. Кислородные заводы, попавшие после ряда диверсий под госмонополию, не успевали расщеплять воду.
