— Это невозможно!
— Дай мне шанс попробовать!
— С кем ты собралась пробовать?! Ты… Ты рехнулась, тебе лишь семнадцать лет!
— Откуда ты знаешь, — спросила я, — доживу ли я до двадцати?
Она вызвала охрану. Это было забавно, Питер! Меня привязали к койке, хотя я и не сопротивлялась. В тот вечер я все обдумала до конца и не нашла иного выхода. Я не стала искать с тобой встречи, это дело я должна была довести до конца сама. Ты и так, любимый, слишком нежно меня опекал!
Они укололи мне какую-то дрянь, я притворилась, будто сплю. Мамочка подходила, гладила по волосам, слышно было, как она плачет. Но жалость во мне кончилась. Я лежала и занималась весьма важными вещами. Половинкой сознания я удерживала кровоток в левом локте, чтобы снотворное не разошлось по организму, а второй половинкой…
Но об этом позже.
Около двенадцати ночи я начала хрипеть, а когда вбежала сестра, я остановила дыхание. Они вынуждены были меня отвязать, покатили по коридору в малую процедурную. Как я ненавижу эту комнату, Питер! Я скорее умру, чем вернусь туда! Дежурил доктор Винченто, твой любимый куратор. Сестра понеслась звонить Пэну, охранник рвал на мне пижаму, а доктор наклонился ко мне…
Я ничего не имела против доктора Винченто. И ты мне говорил, что ведет он себя всегда очень сдержанно и корректно. Вот словечко забавное — «корректно», никогда не понимала, что оно означает. Пауки тоже ведут себя сдержанно, сидят в уголке паутины и не мешают мухам умирать. Всегда такой вежливый, прилизанный, черноволосый. Я плюнула ему в глаз.
Слюну я готовила четыре часа, Питер, это оказалось чертовски сложно. Я плевала на одеяло раз восемь, отвернувшись, потому что в углу висит камера, и на посту все видно. Я плевала до тех пор, пока слюна не прожгла одеяло и матрас насквозь.
Охранником на третьем дежурил Курт. Он рвал на мне пижаму, чтобы затеять массаж, оглянулся на катающегося по полу доктора, так ничего и не понял, растопырил руки.
Тут я плюнула второй раз. Я молила Бога, чтобы не промахнуться, и не промахнулась. Курт, тем не менее, побежал за мной. Правый глаз у него сгорел, он зажимал лицо ладонью, из-под руки хлестала кровь, и орал, как безумный. Но бежал и расстегивал кобуру. Ему следовало немедленно промыть рану водой, но в том состоянии он не сообразил…
Так мы пронеслись сквозь третий пост, открытый настежь, экраны моргали, сигарета еще дымилась в пепельнице, и свернули к вестибюлю.
Насчет вестибюля у меня был план. Спускаться по лестнице я не стала, а вскочила на перила второго этажа и прыгнула головой вниз в окно. Ты же помнишь, какие там окна, тебя там вывозили гулять. До середины решетка, а выше, на уровне трех метров, откидная форточка, стекло просто прошито проволокой, чтобы можно было проветрить. Туда я и прицелилась темечком. Это оказалось дьявольски больно, уж поверь мне!
Пока я проделала себе достаточную дыру в стекле, Курт подскочил сзади, но дотянуться не мог. По коридору топало множество ног, и кто-то кричал: «Не стрелять!» Зажегся свет, и внутри, и снаружи в саду, у меня все лицо и руки были в крови, прямо-таки заливало. Но я успела вывалиться на траву, прежде чем Курт выстрелил. Кровь шла еще с минуту, пока я неслась вдоль стены, ко входу в хозблок. Спасибо, Питер, ведь это ты показал мне пожарную лестницу! Мне пришлось прыгнуть на двухметровую высоту, чтобы дотянуться до нижней перекладины, а затем, когда я добежала до края крыши, то чуть не подыхала от недостатка кислорода.
Без тебя, Питер, я ни за что бы не выбралась. Там же пропасть, ни за что не перепрыгнуть на вторую половинку здания. Но ты показал мне на плане черточку. На поверку, это такая железная штанга, толщиной в полтора дюйма, и к ней, на петлях, подвешен кабель. Нормальный человек ни за что бы не рискнул прошагать по такой проволочке над обрывом. Но я ничего не соображала, метнулась, как макака, цепляясь всеми конечностями. Штанга завибрировала, начала прогибаться, но я успела перелезть…
С другой стороны пришлось прыгать с третьего этажа на ветки деревьев. Но к тому моменту я в полтора раза нарастила объем легких и сердца, так что все прошло неплохо. Я вывернула лодыжку, сломала два пальца на руке, однако эти мелочи тогда меня не занимали.
Гораздо хуже то, что никто не предупредил внешнюю охрану. Я бежала прямо на них, прямо на ворота, прямо на стеклянную будку, потому что я не умею перелезать через колючую проволоку, а иной дороги просто не было. Они выскочили вдвоем и заметались с пистолетами, приказывали остановиться и лечь, а я все бежала, и тогда толстый не выдержал и принялся палить. Он попал в меня дважды, я продолжала бежать прямо в проход между ними и думала только о том, что у меня внутри…
Я вырвалась. Очень больно передвигаться с пулей в ноге, Питер, но ты не волнуйся, все позади! Я отлежалась минут десять в канаве, пока раны не затянулись, затем махала руками на дороге, какая-то машина остановилась. Я сказала, что за мной гонятся грабители, он поверил и спросил, куда меня отвезти. Это было забавно, я ведь понятия не имела, где нахожусь. Забавно… Питер, он привез меня в полицейский участок, там в машине сидели двое копов, жевали гамбургеры, они уставились на мою больничную пижаму, всю в крови, и хотели меня задержать. Мне пришлось выскочить и снова улепетывать. Мне надо было спасать их. Милый Питер, сейчас я расскажу тебе главное. Ох, как это не просто. Меня подобрал на шоссе какой-то лысый похотливый мерзавец, он так и щупал меня глазами, и еще при этом сморкался, а все дно у него было в кожурках от орехов. Он принялся меня обнимать, и я сказала: пусть, лишь бы убраться подальше. — Я хочу есть и одежду! — заявила я. Он послушался, этот слащавый кобель, заехал на заправку, купил мне какой-то идиотский мужской комбинезон и две пиццы. Боже, как я хотела есть! Когда я покончила с пиццей, я попросила еще, и он снова запер меня в машине, и побежал за второй порцией, оглядываясь, все боялся пропустить, как я останусь без пижамы.
Мы съехали с шоссе. Когда он дотронулся до меня, я убила его.
Мир полон мерзавцев, Питер, которым незачем жить и производить новых маленьких мерзавцев. Я подождала, пока он присосется к моей груди, взяла его за оба уха и пропустила через его гадкую башку ток. Всего лишь разность потенциалов, эти говнюки такие слабые.
Жаль, я не умею водить машину, но его бумажник мне очень пригодился. Мимо пронеслись две машины полиции, затем одна с эмблемой Крепости. Я видела у них собаку. Потом я трижды пересаживалась с одного автобуса на другой, и люди глазели на мой комбинезон и голову в крови. Потом я нашла место, где умыться, а утром купила нормальную одежду. Вот и все.
Почти все.
32. ПО СЛЕДУ КРОВИ
Подкатившись к спуску в тоннель, я обернулся назад. Наш корпус походил на заколдованный восточный дворец, сквозь стрельчатые окна отсвечивали слабые, багровые огоньки пожарных щитов и поблескивали иглы громоотводов на башенках. И впервые за два с лишним года меня разозлило, что в парке так нечасто вырубают кусты.
