Одна из шестеренок пробила насквозь раздувшуюся подушку безопасности, туловище майора и застряла в спинке кресла. Между торчащих из спинки зубьев прямо мне на физиономию брызнула кровь. Машина клюнула носом, мы свалились в кучу, и несколько секунд я не мог разобрать, где верх, где низ. Кабина «рено» прошла в каких-то десяти сантиметрах справа, мы покачались на передних фарах и свалились обратно на колеса.
Передние дверцы сложились пополам, как фольга; Вова рассадил мне губу коленом, Петя держался за разбитое лицо и висел вверх тормашками. Задние амортизаторы подкинули нас еще разок, открылся багажник, потом мы воткнулись в поверженный джип и все стихло.
В тишине я услышал, как ревут гудки, воет сирена и хрипит наш главный борец с пришельцами. Позади, за кузовом застрявшего «рено», что-то горело, к небу взлетали искры и валил черный дым. Из кювета, куда свалился милицейский «форд», на четвереньках выполз человек, прополз несколько шажков и растянулся ничком в снегу.
«Удава» зажало креслом, из вывернутой левой руки сквозь куртку торчала кость, а щекой он прижался к дверце «бардачка», словно прислушивался к чему-то внутри.
Вряд ли он что-то мог слышать. «Удав» был еще жив и даже дышал, но при падении на нас «террано» крыша сплющилась и раздробила ему затылок, а тенезащитная шторка с зеркальцем почти пополам передавила шею.
И на всю эту красоту холодными кроткими глазами взирал застрявший Макин.
Я ворочался под Петями-Вовами, сплевывал кровь и ждал, когда рванет двигатель. Бензином несло все сильнее, оба охранника застряли вместе со мной, колотили ногами в перекошенные дверцы и никак не могли разогнуться. Я даже не сразу понял, кто зовет меня по имени, все громче и громче.
А потом салон тряхнуло, заднюю дверцу вырвали вместе со стойкой, и стало совсем легко. Вова лежал на снегу, как морская звезда, а меня держал на руках Макин номер три. Или номер четыре, что было уже неважно. Сопротивляться я бы не смог, даже если бы и захотел. Но я хотел только одного: обнять маму и чтобы все это оказалось неправдой.
Желтый брезентовый тент «рено» лежал поперек полос, закрывая движение, а кабина завалилась набок и уткнулась в столб. Впереди вращал колесами перевернутый «опель», а первые два дальнобойных автопоезда замерли поодаль, моргая аварийными огнями. Оттуда уже бежали люди. На встречной полосе все замедлялись, глазея на аварию, но никто не останавливался. Снег сыпался все гуще, казалось, что надвигается непроглядный зимний самум.
Возле Макина внезапно очутилась Лиза, но я почти не удивился. Лиза так Лиза, какая разница, кто меня пристрелит сегодня. Она поставила на землю чемодан, в который криминалисты упаковали тельце пластилина. Чемодан имел такой вид, словно его прокатали под прессом, но окончательно не сломался.
— Все хорошо, Саша, — сказала Лиза. — Сейчас поедем.
Она сделала шаг к BMW и склонилась над тем, что осталось от Макина-второго. Фаркоп падающего джипа угодил ему в середину позвоночника, пришпилив к капоту, как музейную бабочку. От удара двигатель сорвало с посадочных мест, он лежал на дороге, рулевые тяги топорщились вверх, как кабаньи клыки, а острым краем крыши Макина почти перерубило в районе лопаток.
Лиза что-то сделала или сказала, и раздавленное тело зашевелилось. Из щели показалась одна рука, затем другая, с жутким скрежетом металл разгибался, освобождая торс инопланетного чудовища. Ступня, цеплявшаяся за дверцу, вернулась к прежней форме, а дыра в спине зарастала на глазах. Еще секунду назад в нее можно было просунуть два кулака — и вот уже на коричневой ткани не осталось ни царапины.
Макин-второй поднялся на ноги и посмотрел своего двойника. Шапочка идеально ровно сидела на его круглой деревенской голове. Потом Лизкин папочка поднял руку и вытащил из щеки несколько крупных осколков стекла. Когда он ее опустил, оказалось, что левая рука у него сантиметров на десять длиннее правой. Какие-то шестеренки внутри Макина все-таки разладились...
На противоположной обочине затормозили две «скорые» и милицейский «козлик». Один из ментов жезлом останавливал движение, чтобы дать проход санитарам с носилками. Днище «опеля» закрывало уже толстое снежное одеяло, а из-под крыши растекалась бензиновая лужа. В проеме переднего сиденья висел на ремнях вверх ногами пожилой человек с дряблым лицом. Он так и не снял халат...
— Все хорошо, Саша, — повторила Лиза. — Уходим.
— Куда уходим? — на всякий случай спросил я.
— Домой, конечно, — удивилась Лиза. — Или у тебя были планы еще покататься?
И мир стал плоским.
Глава 17
ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ
Мир вокруг меня не просто потерял объем, но куда-то исчезли все звуки, остался только ровный гул и давящая боль в барабанных перепонках. Я словно выпал на глубине из батискафа, не мог пошевелить даже пальцем. Лиза исчезла, а картинка вокруг казалась, как бывает на кадрах, если на большой выдержке тряхнуть рукой. Макинские ручищи обхватили меня, точно два стальных крюка, а грудь его была твердой и такой горячей, будто меня приложили к камням в парилке.
Я различал только то, что возникало прямо по курсу нашего движения, не мог даже приподнять голову, как космонавт на центрифуге. Может быть, третий папа и передвигал ногами, но тряски не замечалось. Мы вихрем пронеслись через автостраду, миновали овраг, чахлые лесопосадки и ворвались на широкую улицу, полную машин. Макин ни от кого не уворачивался, он словно прокладывал маршрут заранее, просчитывая каждую щель в потоке транспорта.
В какое-то мгновение у меня прямо перед носом очутился кирпичный забор. Как мы его перескочили — я так и не понял, но Макин уже шпарил посреди сугробов.
Подворотня, двор, огоньки, проспект, трамвайные пути, морда троллейбуса, люди на остановке, опять двор, детские качели, собака, улица, вереница фар навстречу...
Дышалось тоже с изрядным напряжением, но воздух казался теплым, и пурга куда-то подевалась. Ни одна снежинка не падала мне на лицо.
Угол зрения сузился настолько, будто я заглядывал в трубу детского калейдоскопа. Плоский мир мелькал сквозь круглое окошечко, по центру все нажигалось с невероятной четкостью, а по краям расплывалось.
Вот пузатый гаишник машет палочкой «мерседесу». Я успел разглядеть бородавку на его щеке и мужскую руку в рубашке с белой манжетой, протягивающую права из окошка «мерса». А лицо водителя и правый погон гаишника слились в бурые размазанные полоски...
Время я не засекал, но могу поручиться, что не прошло и двух минут, как мы очутились перед дверью макинской квартиры. И Лиза снова стояла рядышком, с чемоданом в руке.
— Я хочу домой, — жалобно простонал я.
Что-то они со мной сотворили — укололи незаметно, или укачало. Стало почти безразлично, где я и что будет дальше, точно плыл на ватном облаке...
— Ты сам виноват, — мягко сказала Лиза. — Почему ты не уничтожил семя, как я просила? Если я тебя отпущу, они вернутся за тобой снова.
