Нет, сказал я, мне интересно. Я хочу сам лечь и попробовать войти в его стрим. Гирин утверждает, что у меня неплохие способности сенсорика. «Вечер истины» — затея неплохая, может быть, продержится пару месяцев, я даже не буду возражать, чтобы этим занялся старый дурак Ласкавый. Но настоящие деньги не там.
Настоящие деньги в этом маленьком чипе.
Если инженеры не врут, то уже этой осенью мы получим универсальный адаптер, и чванливых сенсориков можно будет вышвырнуть коленом под зад.
— Тогда и перформеры не понадобятся? Мы сможем напрямую транслировать чужую жизнь?
— Вот именно, — смеюсь я. — С полным эффектом замещения, достаточно пролежать в чужом стриме одиннадцать часов.
А мы выкинем на рынок первое сенсорное шоу, и сценарий писать не надо. Сценарий у меня на столе. Мы назовем его… ну, скажем так: «Капитан Полонский против телеубийц…» По оценке наших экспертов, сенсорное шоу купят сразу не меньше двадцати семи миллионов человек. Пусть знают, какие мы плохие, пусть сочувствуют герою.
— Не слишком ли смело? А вдруг журналисты начнут копать?
— Никогда. Чем смелее мы вскроем собственные язвы, тем сказочнее будет казаться этот сюжет!
— Лева… А он, ну… Полонский ведь действительно верил, что работал дознавателем…
— Еще бы. Он вывел наших друзей на гнездо заговорщиков и действовал вполне профессионально.
— Ты очень умный, — похвалила Ксана.
— Нет, — сказал я, — дело не в уме. Просто я знаю, что шоу должно продолжаться.
30. ШОУ ПРОДОЛЖАЕТСЯ
Высокий мужчина в темном непримечательном костюме выскользнул из высоких ворот клиники, кивнул швейцару и нацепил черные очки. За его спиной переливалась объемная вывеска «Мэйкап. Частная клиника „Новая жизнь"».
Мужчина надел шляпу, пересек дорогу и сел на переднее сиденье черного лимузина. Лимузин с красными номерами стоял на тротуаре под знаком, запрещающим остановку, и сверкал серебристой тонировкой окон. На водительском месте высокого мужчину поджидал чем-то похожий на него человек в сером плаще с подкладкой из «лунного кевлара» и узких черных очках. Заднюю часть салона отделяло непроницаемое черное стекло.
— Как у него дела? — бархатным голосом осведомился «водитель».
Он неторопливо развернул салфетку скрина и взял из рук пришедшего капсулу.
— Осталось укоротить ноги, — ответил обладатель темного костюма, снял шляпу и глянул в зеркальце — проверил прическу. Волосы лежали идеально ровно.
— Неплохо, — вставляя чип, заметил тот, что сидел на водительском сиденье. — Мои поздравления. Что говорит профессор насчет проблемы веса?
— Он считает, что удастся удержать месяца два, а потом необходимо худеть.
— Через два месяца мы изобразим активное посещение бассейна, — уголком тонкого рта рассмеялся мужчина в сером плаще. У него был приятный бархатный голос. — А спустя год его вес потеряет всякое значение. Меня больше интересует костяк…
— Он плачется, что очень болят колени, — небрежно поделился пассажир и покосился на черное стекло внутри салона. — Профессор гарантирует полную идентичность скелета, но разница в двадцать пять лет дает себя знать. Невозможно отрезать мышцы, а вместо них залить жир…
—Так он сейчас в сознании? — «Водитель» снял очки, аккуратно протер тряпочкой, а затем развернул свой скрин. — Вы отправили к нему психолога?
— Постоянно дежурят двое.
— Запомните, если возникнет малейшая вероятность психических отклонений…
— Люди предупреждены. Процесс будет немедленно прерван.
— Вернемся к лицу, — перебил коллегу бархатный. Он тоже пригладил волосы на затылке и, изогнувшись, похожим движением заглянул в зеркальце. — На мой взгляд, идентичность полная.
В воздухе, разделенные невидимой чертой, повисли два мужских фотопортрета. Один принадлежал мужчине «творческого» возраста, лет шестидесяти. Волевой подбородок, вертикальные морщины на лбу, холодные серые глаза. Строгий деловой костюм, бриллиантовая заколка на узле галстука. На втором снимке был вроде бы тот же человек, но лишенный растительности на голове, опухший, с шеей, закованной в гипсовый корсет, и слезящимися щелочками вместо глаз.
— «Ноги Брайля» выдали девяносто четыре процента идентичности, — подтвердил высокий, закидывая в рот жевательную пластинку. — Выше можно и не мечтать.
— Выше не надо, — кивнул бархатный. — Проследите, чтобы никто из персонала клиники не пронюхал!
— Не беспокойтесь. Мы держим весь этаж в полной изоляции, остальных пациентов переселили на третий. Если бы не упрямство профессора, не пришлось бы привлекать столько сил.
— Ладненько, — бархатный бросил взгляд на часы, — Продолжайте работать, и никаких звонков, как и прежде. Общаемся только живьем и только в этой машине. Через две недели мы прибудем в это же время, привезем одежду и команду спецов. Логопеда, стилистов и пиарщиков.
Он извлек чип со снимками и раздавил его кончиком ножа.
— Да, вот еще… — вспомнил высокий, нахлобучивая шляпу. — Он постоянно спрашивает насчет женщины…
Человек за рулем пожал плечами и завел мотор.
— Продержитесь хотя бы полмесяца, пока мы готовим стрим, — сказал бархатный. — Твердите ему каждые пять минут, что Полонский — это лучший в мире сенсорик и лучший в городе актер. Что на него вся надежда, что избежать нестабильности перед выборами можно только одним путем.
— Мы так и делаем, но…
— Не перебивайте. Обещайте ему, что замещать Сибиренко придется от силы два месяца, пока не будут обнародованы результаты его страшных экспериментов, и все в таком духе…
— Он на все согласен, дело не в этом. Он жутко горд, что выполняет столь важную работу, и уверен, что мы представляем Управление… Его не интересуют деньги, он едва заглянул в договор, который мы с таким трудом сочиняли…
— Так в чем же проблема?!
— Полонский психует из-за этой бабы, любовницы Льва. Он спрашивает, нельзя ли как-нибудь на время реализации сценария избавить его от семьи Сибиренко, но оставить ему…
— Любовницу?! Вот уж действительно актеришка… Это невозможно, — быстро нашелся напарник. — Лев Сибиренко всегда на виду, он нам нужен на саммите в Думе, на двух балах, и, наконец, в предвыборной команде. Но вы Полонскому обещайте все что угодно, хоть гарем… Скажите, что после выполнения задания, спустя два месяца, он сможет купить себе остров и забрать эту куклу с собой.
Высокий козырнул двумя пальцами и захлопнул за собой дверцу. Тонированное стекло салона поползло вниз.
— Когда вы планируете замену? — отрывисто спросила у «шофера» Марина Симак.
— Через две недели Сибиренко ложится на обследование. Мы организовали ему небольшую мигрень и подозрение на онкологию. Трех суток нам хватит, чтобы снять стрим и перенести его Полонскому.
