Мне плевать на моду. Я хочу, чтобы Изабель одевалась так, как нравится мне. Я хочу, чтобы она всегда была со мной.
Я хочу, чтобы она грела меня…
…Наверное, Ласкавый мог думать именно так, или очень похоже. Во всяком случае, за три последних дня он натворил огромное количество глупостей. Он не только перевел все свободные деньги на счета «Салоник» и выставил на продажу свою студию, он еще отдал команду о продаже домов в Ницце и Калифорнии. Наверняка все активы уходили в лапы все того же зверя, но меня удивило и даже несколько умилило другое. Видимо, сумасшествие, которое охватывало заказчиков, начиналось не сразу, потому что музыкант успел до обнуления счетов осуществить несколько не менее эксцентричных, но, по крайней мере, оправданных акций.
Как и следовало ожидать, он сбросил сразу две заявки в адрес нашего Экспертного совета. В первой он в настоятельной форме просил пересмотреть его контракт с Изабель Гнедич в сторону удлинения срока, хотя бы на две недели. Второе письмо пришло вдогонку за первым и почти в точности повторяло слог Юханова. Господин Ласкавый просил предоставить ему бессрочный контракт в рамках «Нуги», с гибким графиком, скидками и возможностью смены мужских перформеров. Мужчины его не интересовали как личности.
Ему нужна была Изабель Гнедич.
Изабель идет впереди и первой начинает спускаться по узкой лесенке в сауну. За тонкой стенкой слышны удары мяча и крики спортсменов, а здесь все настойчивей пахнет разогретой хвоей, сухим деревом и пивом. Но я не чувствую запахов, я лежу в темном боксе, под неотлучным контролем аппаратуры. Изабель освобождается от одежды, на ней прелестное черно-оранжевое платье и больше ничего. Я провожу рукой по ее голому животу, затем по талии и вниз, по бедрам. У нее слишком широкие бедра для такого маленького роста, но я схожу с ума от ее фигурки.
Изабель толкает дверь предбанника, и навстречу сразу несутся восторженные голоса. Они все здесь, наши аполлоны, наши обнаженные красавцы. Они уже наигрались в мяч и сейчас стаскивают с себя пропотевшие майки; они готовятся пойти в душ. Я отпускаю девушку в самую гущу; ее все любят, но никто не тронет, пока я не прикажу. Загорелая женственная фигурка скользит среди спортивных, уставших мужчин. Мы будем мыться, а потом мы будем играть с ней, и нам будет хорошо…
…Когда я вывалился с борта самолета в Питере, меня встречал сам Гирин, прямо у трапа, в сопровождении четверых подручных Клементины, одетых в штатское. Мне показалось, что шеф за последние сутки спал с лица. Мы не сказали друг другу ни слова, пока сидели в машине, но я чувствовал, насколько Георгий Карлович напряжен. Только перешагнув порог отдела перфоменса, он позволил себе слегка расслабиться.
Даже не слегка. Он отшвырнул в сторону пиджак и яростно закурил прямо на рабочем месте. Я сидел и послушно ждал, пока толстяк придет в себя.
— Я виноват, нельзя было отпускать тебя одного.
— Вы не могли предвидеть. Спасибо, что встретили.
— Очень неприятно, дружок, — заговорил он, — очень неприятно получилось.
— Вы из-за прибора? Гирин свирепо отмахнулся:
— Не бери в голову, ты все сделал верно. И больше ни слова на эту тему. Ты слышал, что арестован Забелин?
— Дмитрий Забелин? Муж Марины Симак?
— Да, он арестован, и ни в одном блоке новостей нет даже намека на «Нугу». Все его перформеры живы-здоровы и в целости вернулись в Питер. В сеть не просочилось ни единого бита информации…
— Вас это настораживает?
— Видишь ли, дружище… Я когда-то неплохо знал Забелина. И его, и Марину…
— И Ласкавого, — подсказал я.
Гирин резко повернулся, открыл рот, но ничего не ответил. В кабинет заглянул инженер и доложил, что аппаратура готова. Можно меня укладывать и снимать стрим. А после меня улягутся два других наших сенсорика, чтобы разделить нагрузку примерно на троих, потому что читать приходится в режиме реального времени. Никто из нас просто не в состоянии пролежать с иглами в черепе больше суток. Я на правах добытчика беру себе первую часть. Приключения Ласкавого на яхте в обществе голых мужиков меня не особо интересуют.
Ласкавый показал себя шустрым пареньком, несмотря на зрелые годы. Он оперативно выяснил, что девушка не проходила «мейкап», что выступает под собственным именем и скорее всего постоянно живет в Петербурге. Он выяснил, что она не работала гетерой, что она не внесла почти никаких корректировок в будущий сценарий. А стало быть, ее почти все устраивало… Он открыл на ее имя счет и бросил туда пятьдесят тысяч, затем абонировал банковскую ячейку, положил туда еще десять тысяч, документы на пользование счетом, а магнитную карту и ключ от ячейки отдал при свидетелях юристу нашего канала, с тем чтобы госпожа Гнедич вступила во владение по окончании работы. Во время исполнения сценария Ласкавый мог дарить перформеру лишь наличные деньги, поскольку при любом обращении девушки к средствам электронных платежей заморгал бы оранжевый флажок «ограниченной дееспособности».
Неизвестно, что сказал бы нонконформист Ласкавый, узнай он о ее «синем флажке»…
…Я подсаживаю Изабель на верхнюю ступеньку и забираюсь сам. Мы оба хохочем, буквально давимся смехом. Наверное, это уже не искоренить; с детских лет Петя Ласкавый так и не оставил привычку забираться всюду с черного хода. Даже не для того, чтобы не платить за входной билет, просто так интереснее. К сожалению, последние годы Петю Ласкавого обнаруживают на черных лестницах и штрафуют все чаще; об этом можно прочитать в любой группе культурных новостей. Существуют даже коллекционеры, собирающие видео с моим участием.
«Ласкавый лезет через вентиляцию в капеллу…»
«Звезда нашей эстрады Петр Ласкавый снова пойман при попытке бесплатно посетить туалет на Царскосельском вокзале…»
На сей раз мы вместе с Изабель лезем по пожарной лестнице на балкон спорткомплекса. Мы уже почти забрались, осталось приподнять тяжелое окно, и окажемся на балконе, огибающем главный тренажерный зал.
Внизу ревет музыка, кружатся центрифуги, гогочут баскетболисты. Человек двадцать гнутся на столах, еще столько же отдали себя на растерзание «студню»; мужики, как и встарь, звенят железом.
— Супер! — восхищенно говорит моя женщина.
Мы перевалили через раму и, никем не замеченные, устроились на тюках со скатанными матами. Я протягиваю Изабель яблоко и смотрю на нее в профиль. Она все делает самозабвенно и искренне; даже огромное красное яблоко она грызет с детской непосредственностью, обхватив его двумя ладошками. На Изабель приличный черно-оранжевый костюмчик и полосатый платок, завязанный в виде галстука; она невероятно похожа на выпускницу, сбежавшую со школьного бала. Явно это одежда не для взрослой женщины, а скорее для семнадцатилетней девчонки.
На противоположной стене спортзала тянется зеркало, в котором я вижу нас обоих. Мы выглядим, как отец и дочь, сколько бы я ни молодился. С моего помятого лица все утро не сходит смесь восхищения и похоти. На мне шляпа с широкими полями, но наконец-то ее можно снять. Петю Ласкавого узнали даже в Афинском аэропорту, и Изабель скромно поджидала в сторонке, но здесь, в глубинке, вероятность встретить соотечественников мала. Тем более в спортивном комплексе такого качества. Россияне, купившие путевки на родину европейской цивилизации, не унизятся до посещения подобного заведения.
