Она вертелась перед зеркалом, когда открылась дверь и вошла
та самая брюнетка с кривоватыми ногами. Насмешливо уставившись на Надежду, она
задела бокал с шампанским и перевернула его себе на платье.
– Какой идиот поставил здесь вино? – завизжала она.
Поскольку вопрос не адресовался к ней напрямую, Надежда
промолчала. Потом тщательно накрасила губы и вышла, оставив девицу замывать
платье. На взгляд Надежды, платьице было так себе, хотя брюнетке, конечно, его
жалко. Ну ничего, шампанское было сухое, от него пятен не останется.
Настроение у Надежды несколько повысилось, но все же она
предчувствовала, что с проклятой юбкой в этот вечер еще будут неприятности.
«Нет, все-таки зря я сюда пришла, – вздохнула
она, – и Саша тоже хорош! Знать бы, что жена у директора другая, надела бы
я то брусничное платье и чувствовала бы себя сейчас как королева!»
И точно, спокойно себя ощущала Надежда Николаевна только за
банкетным столом. Когда кончились все тосты и закуски, публика потянулась
потанцевать. Надежда тоже сгоряча собралась тряхнуть стариной, но проклятая
юбка уже успела перевернуться.
«Авторский крой, – вспомнила Надежда, – попадись
мне этот автор, я придушу его собственными руками! Ножницами зарежу! Булавками
к стене приколю!»
Она на ощупь выпрямила юбку, и тут муж потянул ее танцевать.
Надежда прильнула к нему тесно, решив, что в такой позе юбка усидит на месте.
Муж если и удивился, то ничего не сказал, он всегда был вежливым человеком.
После танцев Надежда Николаевна снова оказалась перед
огромным зеркалом и, как всякая нормальная женщина, бросила взгляд на свое
отражение.
И настроение ее еще больше испортилось.
Проклятая юбка опять сдвинулась, молния уехала набок, и вся
художественная асимметрия, которую так расхваливала продавщица и за которую с
Надежды Николаевны содрали бешеные деньги, превратилась в форменное безобразие.
В довершение этого кошмара Надежда перехватила в зеркале ехидный взгляд
кривоногой брюнетки, которая, высушив платье, бегала по залу, ища директорскую
жену.
– Зря я сюда пришла! – простонала Надежда Николаевна и
бочком, вдоль стеночки, направилась в сторону дамской комнаты, чтобы в который
раз привести костюм в порядок.
Путь ее лежал через зимний сад.
Кто-то, видимо, в целях экономии электричества выключил там
верхний свет, и растения были освещены только двумя или тремя декоративными
фонарями, спрятанными среди зелени. Это создавало в саду очень романтическое
настроение, но Надежде Николаевне было не до романтики: она, как уже было
сказано, спешила в дамскую комнату, чтобы устранить непорядок в своем
гардеробе.
Правда, пройдя мимо огромного фикуса, не смогла не
задержаться: у нее дома тоже был фикус, правда, ему до этого нужно было расти и
расти... впрочем, не дай Бог, вырастет такой же огромный – придется прорубать
потолок и договариваться с соседями сверху...
Эта мысль немного задержала Надежду, и тут она услышала
впереди, за развесистой пальмой (или, точнее, монстерой), какие-то
подозрительные звуки.
Надежда замерла на месте, прислушалась. На какое-то
мгновение ей показалось, что за пальмой (или, точнее, монстерой) воркуют
голуби. Это было довольно странно, и она осторожно выглянула.
И тут же отскочила обратно: за пальмой (или, точнее,
монстерой), разумеется, не было никаких голубей. Там просто целовалась какая-то
парочка.
За долю секунды даже при слабом освещении Надежда успела
кое-что рассмотреть. Точнее, кое-кого, а именно женщину: это была довольно
привлекательная, хотя и немного полноватая блондинка с длинными волосами,
одетая в красивое красное платье.
Мужчина, с которым обнималась блондинка, стоял спиной к
Надежде, поэтому ей удалось заметить только синий, в узкую полосочку, костюм да
затылок. Затылок был самый обыкновенный – не лысый, не длинноволосый, аккуратно
подстриженный. И волосы – не темные, не светлые, скорее, русые, а может,
рыжеватые, а может, с легкой сединой, в полутьме было плохо видно.
Как уже было сказано, заметив целующуюся парочку, Надежда
отскочила обратно и затаилась за фикусом.
Она была в полной растерянности: вернуться в зал? Но
сбившаяся на сторону юбка делала это невозможным. Проскочить мимо воркующей
парочки? Тоже неприлично... поискать другой, обходный, путь?
Пока она мучилась и колебалась, обстановка за пальмой
внезапно изменилась: звуки поцелуев затихли, на какое-то время наступила
тишина, а потом раздались приближающиеся шаги.
Надежда Николаевна в полной панике юркнула за фикус, при
этом чуть не своротив какое-то незнакомое растение в большущей кадке. Она
замерла, как мышь под метлой, и заметила удаляющуюся в сторону зала мужскую
фигуру. Видимо, женщина в целях конспирации ушла в другую сторону (скорее всего
туда, куда направлялась сама Надежда: после того, чем она занималась за
пальмой, или монстерой, блондинке, разумеется, нужно было поправить макияж).
Короче, в любом случае путь освободился.
Надежда Николаевна на всякий случай выждала еще пару минут,
после чего выбралась из своего укрытия и двинулась в прежнем направлении.
Однако когда она обогнула пальму (которая при ближайшем
рассмотрении оказалась все же монстерой), она увидела прежнюю блондинку.
Та никуда не ушла. Она полулежала на скамеечке, поставленной
в укромной нише среди растений. Голова блондинки была как-то странно
запрокинута, правая рука свесилась до самого пола...
– Девушка, вам плохо? – испуганно проговорила Надежда,
подходя к скамеечке.
Блондинка не шелохнулась и не издала ни звука.
«Раньше она не была такой тихоней!» – подумала Надежда,
склоняясь над незнакомкой.
Как уже было сказано, освещение в зимнем саду было романтическое,
то есть его почти что не было. Но даже в этом скудном освещении Надежда
Николаевна разглядела, что с блондинкой явно что-то не в порядке.
Во-первых, она не шелохнулась, даже когда Надежда почти до
нее дотронулась. Во-вторых, ее глаза были полуоткрыты, они смотрели сквозь
Надежду на что-то, видимое только ей, только этой странной блондинке. На
что-то, чего и на свете-то, наверное, нет.
– Ой! – проговорила Надежда Николаевна отчего-то почти
шепотом. – Ой, мама!
Однако несмотря на такие необдуманные восклицания, Надежда
не грохнулась в обморок, не сбежала и не завопила благим матом. Она была
женщина решительная, практичная и храбрая. Поэтому вместо всего перечисленного
она сделала вполне правильную вещь: потрогала шею неподвижной блондинки в том
месте, где у всякого нормального человека положено биться пульсу.
Пульса не было.
Из этого можно было сделать единственный вывод: блондинка
была мертва. На всякий случай Надежда потрогала свою собственную шею в том же
месте. Там пульса тоже не было. Но именно этот факт окончательно убедил
Надежду, что блондинке уже ничто не поможет.
