Первая улика досталась мне. Света ее проглядела, потому что знала дачу куда лучше меня. Она искала Викуху там, где ее следовало искать, я же положился на удачу, и, конечно же, та меня не подвела.
Вытащив из-за компостной кучи лестницу, я приставил ее к стене. К стрехе шоколадными трюфелями прибились ласточкины гнезда. На заляпанном птичьим пометом брусе висела Викуха, похожая на набитый сеном гигантский носок.
Чупакабрас – сильная тварь. Я осторожно разворошил шерсть на собачьем загривке. Вот и след от укуса. Выдран клок шерсти, на коже – багровое пятно, напоминающее цветок гибискуса.
С крыши открылось много чего интересного. Я спустился и прогулялся к забору. Там угрюмо чернела старая компостная куча; несколько чурбаков из разоренной поленницы валялись в траве. Над ними извивалась сорванная со шпалер лоза малинника, среди белесых листьев поблескивали ягоды. Я машинально отщипнул одну, попробовал. Немного водянистая, но сладкая. Поздний сорт, что ли?..
Через миг сломанный малинник великодушно открыл мне то, что я искал. На заборе у поленницы дотлевали пряди плесени. Если чупакабрасу где и перебираться через забор, то именно здесь. Конечно, он мог просто прибежать сюда, чтобы поточить когти о сетку, но это вряд ли. Итак, зверюга пришла из леса.
К домику я вернулся с просветленным лицом.
– Ну? – Света посмотрела на меня с надеждой.
– Помаленьку проясняется, – сообщил я бодро. – Ну, студентка, устроим тебе маленький экзамен. Припомни-ка мне какую-нибудь тварь, чтобы оставляла плесневелый след.
Дзайана присвистнула и вытаращилась на меня с некоторой даже обидой:
– Лапа! Да ты знаешь, сколько таких тварей?! Сотни! Это очень важно?
– Очень, – заверил я ее.
– Тогда я в справочнике посмотрю, ладно?
– Хорошо. А сейчас пойдем в дом.
В доме я первым делом двинулся к столу. Бумаги, которые я вытащил из кармана Литницкого, лежали там же, где я их оставил. Заинтересовали они меня куда больше, чем след плесневелой твари.
Первая оказалась квитанцией из башни безмолвия
[5]
. Выдан труп женщины, одна штука, подпись смотрителя неразборчивая, начинается на «Те…». То ли «Телех», то ли «Тепех».
Вторая – лист в клеточку, выдранный из ученической тетради, – заинтересовала меня еще больше. Развернув ее, я прочел:
«В суффиксах полных страдательных причастий пишется две буквы Н, например, ЗАГРЫЗЕННЫЕ ВЕНИАМИНЫ. В суффиксах кратких страдательных причастий пишется одна буква Н, например, ВЕНИАМИНЫ ЗАГРЫЗЕНЫ».
Так-так-так… На четыре пятых уверенный в том, что увижу, я вторично перечитал записку.
Конечно же текст стал другим:
«Чтобы правильно написать безударные окончания существительных, в большинстве случаев (кроме слов, оканчивающихся на -ИЯ, -ИЕ, -ИЙ) достаточно определить, к какому склонению относится слово, и посмотреть, как пишутся слова с ударными окончаниями из этого же склонения в такой же форме.
При проверке для первого склонения удобно пользоваться словом ВИНА, для второго – ШАНТАЖ, для третьего – КРОВЬ. В этих словах все окончания ударные.
Например, мы сомневаемся, что писать на конце словосочетания «САРАЙ В СЫРОСТ…». Слово СЫРОСТЬ третьего склонения. Подставляем проверочное слово «В КРОВИ». Следовательно, писать надо «САРАЙ В КРОВИ», с буквой И на конце».
Магия! К сожалению, больше ничего интересного узнать не удалось. Еще раз раскрыв лист, я обнаружил на нем правила решения каких-то магических уравнений. Затем – схему устройства замка, навешенного на подвальный люк.
Сомнений не было – я держал в руках легендарную вещь. Запредельный артефакт, мечту любого школьника всех времен и народов – Абсолютную Шпаргалку. Вопрос только: как она попала к Вениамину?
Хм… А не связан ли с этим милым предметом некий свалившийся в сад мальчик? «Вроде скрипача, со шпажкой деревянною… Артемом зовут». И тут еще какой-то Димка, Светин сосед по лестничной клетке…
Судьба великодушно посылает мне в руки нить. Друдж будет не воспользоваться ее щедростью.
– Игорек! – донесся с улицы отчаянный Светкин голос. – Тебя спрашивают! Дуй сюда!
Я сунул лист в карман и поспешил на улицу.
У ворот стояли двое гостей, один неожиданней другого. Монах в черно-белой рясе аснатара – жилистый, сухощавый… словом, тот самый, о котором говорили старушки, и рядом с ним кривоногий усач в милицейском мундире и расстегнутом кожаном пальто.
– Игорек! – взревел усач, бросаясь ко мне. – Вот так, а?! Что ж вас из Виттенберга принесло?!
Сердце екнуло. Я попал в руки самого отчаянного и непредсказуемого из веденских оперативников.
– Ишь, дэвяка! – с энтузиазмом облапил меня усач. – Исхудал-то, исхудал на вольных харчах! Что, Гертруда, не естся, не пьется Гамлету?!
– Полегче, Сема, – я попытался вырваться из его объятий, – естся великолепно, пьется – дай боже! Беготни просто больше, чем на казенщине. Знакомься, кстати: Светлана Литницкая. – И, морщась от боли в ребрах, представил усача дзайане: – Коллега мой бывший, с Булочной, семь. Капитан милиции Семен Винченцо, живая легенда. Оперуполномоченный отдела по борьбе с преступлениями, – тут воздух в легких закончился, и скороговорка моя призамедлилась, – совершенными с применением магических техник.
– Отдел СоПриМаТ??!!! – поразилась Света. В глазах ее светилось благоговение: – Маголовный розыск?!
– Так точно, сударыня. Будем знакомы!
Дзайана вспыхнула и потупилась. Впрочем, Семен на всех женщин оказывает такое воздействие. Ему за сорок, однако энергии его может позавидовать двадцатилетний биатлонист. Он играет в драмкружке, Шекспира может часами цитировать, женщины ему на шею вешаются. Рубака, хохотун, непоседа. Но, к сожалению, дурак. Впрочем, должен же быть у человека хоть одни маленький недостаток?
– А где эксперты твои? – поинтересовался я. – Галочка, Люсенька?!
– Какие там эксперты! – жизнерадостно объявил тот. – Скомандуйте дать залп! В отпусках наша экспертня… Крутимся, как можем, а Можем – это ночмарская фамилия.
Пока мы хохотали (как это обычно бывает, совершенно по разным поводам), аснатар стоял с непередаваемо мрачным видом. Наконец он схватил Винченцо за плечи, встряхнул и рявкнул тому в ухо:
– Давай к делу, сыне! Побалаболить всегда успеем.
Продолжая хихикать, Семен развел руками:
– Видал?! Папаня выискался на мою голову! У-у, попская морда! Тут друга встретил, лет пять как потерянного, а он… Поди поспи, Франциско!
