На лестнице загремели шаги. Все-таки временами мне до безобразия везет. Шел начальник отдела, полковник. Не маголовного, правда, отдела, но это все равно.
– Ладно, – сказал я примирительно. – Дэв попутал. Извините великодушно. Завтра приду.
– Ничего, – смягчился дежурный. – Бывает. Вчера вон один так с двенадцати и проторчал. Юрий Тепех, слышали? – Я помотал головой. – Вот… Знатный дзайан, не вам чета, а пару часиков подождать пришлось. Я сообщу товарищу капитану. А вы приходите завтра.
Распустилась гвардия маголовная за время моего отсутствия… Вот что значит – дел никаких. Полковник уже поднимался на лестничную площадку. Настал благоприятный момент для моего плана.
– Ладно, – протянул я дежурному ладонь, прощаясь. – Завтра так завтра… Что-то в горле пересохло. Чайком не угостите?
– Да, пожалуйста! – И он потянулся к термосу.
Лицо его надо было видеть. Чай играл в кружке темно-свекольными бликами, да еще и пенился. Воздух заполнили дразнящие сивушные ароматы.
Полковник замедлил шаг. Нос его беспокойно задвигался, выискивая источник знакомого запаха.
– Интересный чаек у вас, – сочувственно протянул я. – Просто замечательный.
Полковник уже сворачивал к нам. К чести дежурного, тот оказался смышленым парнем.
– Так вы, Игорь Анатольевич, к товарищу Винченцо? – совсем другим голосом осведомился он. – Подождите в кабинете, он скоро вернется. И вещдоки свои заберите.
Сивушное зловоние усилилось. На лице полковника танковыми дивизиями сражались разнообразные чувства: удивление, смущение, подозрительность, страсть к законности. Наконец победил здоровый рабочий пофигизм. В маголовке понятие вещдока трактуется вольно. Глаз мертвеца, в котором отразился облик убийцы; старые носки, хранящие эманации чужой ауры; смертельное проклятие, повисшее на открытке-валентинке. Нормальные люди с нашей заумью стараются не пересекаться, а полковник был человеком до завидного нормальным.
– Здравствуйте! – поздоровался он со мной. – Вы ведь Игорь Анатольевич? Бывший майор маголовного розыска?
Полковника я совершенно не помнил, и откуда он меня знал, оставалось загадкой.
– В отставке, – сообщил я.
– Знаю, знаю, – отмахнулся тот. – Наслышан о ваших подвигах. Фомченко который год ностальгирует. Игорек то, Игорек се… Теперь таких людей не делают. Заскучали, небось, на хлебах вольных? Обратно потянуло?!
– В некотором роде.
– Ну, желаю удачи!
Лейтенант смотрел на меня осоловелыми глазами. Еще бы! Человек – а воду в вино превращает одним движением руки. И весь департамент его знает, как родного.
Остановить он меня больше не пытался.
Дежурный не врал. Дзайаны из маголовки все поразбежались по делам. В криминалистическом музее на штыке двухголового голема-красноармейца белела записка: «Все ушли на совещание».
Да уж действительно, не вовремя я…
Пройдя мимо двуспальной кровати с дремлющими мумиями (пример зацикленной чары «Люби меня, как я тебя»), я вышел в зал с кадаврами. Собственно, здесь музей заканчивался и начиналась лаборатория.
Мне повезло: Люсенька, эксперт маголовки, трудилась не покладая рук, допрашивая чьего-то посмертного гомункулуса. Побулькивали колбы, выбрасывая струйки зеленого дыма; под перегонным кубом свивались жгуты рыжего пламени. Штабель окурков в пепельнице напоминал миниатюрную копию Пизанской башни.
По всему Люся истязала монстра уже давно.
– Назовите предметы на этой картинке, – устало приказала она.
– За кустом – лужа крови, – с готовностью отозвалась тварь. – Девушка в розовом – принцесса вампиров. Пес на поводке – оборотень. Все люди – сволочи и мерзавцы! Дзайаны мечтают о господстве над миром.
– Помедленнее, пожалуйста, я записываю… А теперь я стану называть слова, а вы говорите первую ассоциацию, что пришла на ум. Итак, сундук…
– Мертвеца.
– Рыба…
– Фугу. Ядовитая печень.
– Цветы…
– Бабе, дитям – мороженое. Хватит.
– Еще немного.
– А я стих придумал! Людмила – мечта дебила, гы-гы! Теперь все?
– Почти.
Люсенька педантично занесла последнюю фразу в журнал, потом оторвала паршивцу голову и бросила обмякшее тельце в колбу. Лишь после этого она позволила себе откинуться на спинку кресла, устало прикрыв глаза.
– Здравствуй, милая. – Я чмокнул ее в щеку и достал из сумки коробку конфет. – Давно не виделись. Вот «Иллюзия нуги», твои любимые.
– Игоре-ок! – Люся вскинула на меня восхищенный взгляд. – Как ты вовремя!
Я кивнул на колбу:
– Опять дзайан погиб?
– Да… – Она растерянно потерла виски. – Что-то часто в последнее время…
– Я смотрю, и гомункулус получился никудышный.
– Передержали. – Она с веселой безнадежностью махнула рукой. – Есть у нас девица, натуральный осьминог – руки из задницы растут. Маску сняла, когда уже аура оспинами пошла! – Люся засмеялась. – Ладно. Что я все о наших замороках? Ты-то какими судьбами?
– Семен повестку выписал. – Я присел на пуфик рядом с Люсей. – Но вообще-то я к тебе. Потому что ты очаровательная, загадочная и, самое главное, мудрая.
– А тебе, значит, мудрости недостает? – проницательно поинтересовалась она.
– Не поверишь как.
– Ну тогда подожди. Сейчас чайник поставлю.
Скоро мы беззаботно прихлебывали «Изумрудного дракона», с аппетитом заедая его «Иллюзией нуги». Я окончательно расслабился. Словно в былые времена, когда мы охотились на свору пропащих, на аскавского короля Венцеля… Людмила поглядывала на меня с любопытством, как на диковинного зверя. Ей не терпелось узнать, чем я занимаюсь, покинув маголовку.
С легким сожалением я отставил в сторону чашку.
– Меня интересует школа созидания, – сообщил я – Заклятие «Кадавр Севера» знаешь?
– Кто ж его не знает! Редкое заклятие, в Ведене с ним только двое и работают. Литницкий Серафим Вениаминович – абсолютный специалист. Ну и Людей немного толк понимает.
– Вот и расскажи. Каких тварей можно создавать этим заклятием?
– Вопросики у тебя… – протянула Люся и задумалась. – Ладно, слушай. Первый уровень: гремлины, болотные огоньки. Второй: проявления, эмпусы, низшие скорпионы…
Чем больше она называла, тем яснее становилось, что я на верном пути.
– Ты золотце, Люся! – сообщил я проникновенно. – А какой уровень нужен для создания чупакабры?
– Чупакабры? Ну, чупакабра вообще-то не кадавр. Это… – она вскинула глаза к потолку, – призванная тварь. Да, точно! Для нее нужна школа призыва. Держится от двух минут до получаса, а потом исчезает.