В горле пересохло. Ну и сволочь Иштван! Он же мне совершенно ничего не рассказал!
Хотя, может, так надо?
– Это будет… другой мир? – уточнил я хрипло.
– Откуда смотреть. Но ты догадлив, котенок.
И она повернулась к мольберту, разом утратив ко мне всяческий интерес. Я постоял немного за ее спиной, а потом, подгоняемый нетерпеливыми толчками сердца, отправился рассматривать картины.
Интересно, мелькнула озорная мысль, а как это происходит с инвалидами?!
Раньше я не представлял, как можно рисовать в подземелье. Художникам ведь свет нужен – настоящий, живой! Но сильный дзайан способен на все. Окна над головой заполняла сияющая голубая эмаль неба. Магия, конечно же… Ведь этажом выше – полутемная гостиная, утонувшая в теплых свечных тенях. Над ней – клены в парчовых одеяниях хаванана.
А здесь – небо!
Я влез на стул, пытаясь разглядеть, что там, за краем окна. Маша хихикнула:
– Это иллюзия. Между прочим, я все еще жду твоего мнения о картинах.
– Точно?! Так я сейчас!
Я птицей слетел со стула и отправился в обход импровизированной галереи. Художница следила за мной из-под прикрытых ресниц. Как она в этот миг была красива!
– Это «Фраваш смерти», – подсказала Маша, когда я проходил мимо. – А вот эту я назвала «Последней надеждой». Нравится?
Сил у меня осталось лишь на то, чтобы кивнуть.
Потому что от ее картин продирала дрожь.
Все они изображали эшафот или кладбище. Фраваш смерти – тощенькая оборвашка лет двенадцати, со шрамом на щеке и ободранными крыльями за спиной – смотрела с горькой усмешкой. В неряшливых штрихах проглядывала нездоровая жесткость. «Последняя надежда» – обнаженная девушка ведет мертвецов к восходящей луне. Лицо запрокинуто, глаза прикрыты в экстазе.
Я перешел к следующей. На ней шестилетняя голенькая кроха играла с ведерком на могиле. Из-под земли к ней тянулась костистая рука.
Я украдкой посмотрел на Марию. Интересно, сколько же лет она здесь сидит?.. Одна, в доме с мужем-некромантом и нежитью в парке… Сердце колотилось все сильнее. Точно так же я чувствовал себя, когда притаившаяся в кустах «эльфийка» на глазах превратилась в чудовище.
Вот только сейчас все происходило наоборот…
Дэв, неужели я влюбляюсь?!
А если нет, тогда что со мной?! Что?!
Поймав мой взгляд, девушка улыбнулась:
– Ну, вот и все. Мы можем отправляться, котенок.
Ответить я не успел. Коляска подкатила ко мне, и теплые пальцы нежно взяли меня за руку.
– Готов?
Стены мастерской рассыпались в прах.
И вновь поднялись.
Мы стояли на неряшливом булыжном пятачке, отгороженном трамвайными путями. Уродливые деревья вздымали к небу голые корявые ветви. Дома вокруг – грязные, покосившиеся, напоминали Веденские – примерно так же, как помойная дворняжка напоминает болонку аристократки.
За деревьями тянулся разрисованный бетон забора. Нависали уродливые жирафьи головы кранов, качались на волнах ржавые туши теплоходов. Порт. И чайки над головой. Ветер пропитывала жирная вонь мазута, в которую вплетались запахи йода и речной сырости.
Я поежился. Скоро дождь… Вихрь крутит в пыли фантики, окурки, использованные билеты.
– Где мы? – Я брезгливо переступил с ноги на ногу. – Что это за пародия на Веден?!
– Это город моей мечты, дурачок.
Маша выгнулась по-кошачьи и раскинула руки, словно обнимая грязный, пропахший мазутом город. Инвалидное кресло куда-то исчезло. Но, похоже, девушка и без него чувствовала себя прекрасно.
– Пойдем, – потянула она меня за руку. – Пойдем-пойдем! Времени мало, а нам сюда надо успеть вернуться. Иначе по Ведену меня на закорках потащишь!
– С удовольствием! – улыбнулся я.
– Не зарекайся, я тяжелая! – Ее ладошка вновь взлохматила мне волосы. – Вперед!
И мы понеслись незнамо куда. Маша наслаждалась тем, что у нее есть ноги, а я страдал, что мои скоро отвалятся. Потом мы ехали троллейбусом… местные троллейбусы – убожество! В них даже пивом не поят! Потом опять мчались в лабиринте грязных домов. Остановились мы возле «Черного отдохновения». Ну, вернее, это у нас оно «Черное отдохновение», а здесь как-то иначе называется. Какой-то другой день недели.
Вокруг «Отдохновения» кипела жизнь. Знаете, меня что потрясло? Костяная «эльфийка» по сравнению с местными – воплощение чистоты и невинности! Особенно меня поразил толстяк на плюшевой лошади-скелете. Если бы он не пил пиво, я бы точно решил, что это привидение!
А у входа нас встретил… Сашка! Наш Сашка, который из «Огней Иррукана»! Стоп. Бр-р-р-р! Если здесь есть «Огни», есть Сашка, так, может, и я где-нибудь болтаюсь?.. Вот были бы терки – с собой встретиться!
– Мать, – бросился к нам Сашка, – где ты бродишь?!!
– А что такое? Я вроде вовремя.
– Ты – да. А вообще у нас хрень творится.
– Саш, привет! – вылез я, протягивая руку. – Извини, замотался с работой, на репетицию не успел.
– Хай, загадочный человек. – Санек равнодушно пожал мою ладонь и отбросил в сторону. – Извини, я с девушкой договорю.
Судя по тону, по тому, как он на меня посмотрел, в этом мире наше знакомство еще не состоялось… Дела!
– У нас чепе, – деловито сообщил он, обнимая Марию за плечи. – К Викену пассия прикатила.
– Из Москвы?! – присвистнула она.
– Ну. Пикникуют на побережье.
– Здрасьте, пельмени. А играть кто будет?!
– Я буду. Рустам будет. Викен – нет.
– Шуль, ну как же так?! Мы же репетировали!
Сашкина физиономия сморщилась:
– А что делать? Ищут пожарные, ищет полиция… Ну остались мы без гитариста. Вернется, я его расстреляю. Или повешу. Или уволю! Идем. – Он схватил ее за руку и потащил за собой. – Через десять минут нас выпускают.
– Опозоримся-а! – сладко пропела Маша. Однако помчалась следом.
Голова крутом. Они что же – играть будут?! А ведь это явно «Белый маскарад» или что-то вроде этого… У нас такие тусовки тоже бывают. Дело ответственное, заваливать не хочется.
Я схватил Машу за плечо:
– Что у вас стряслось?
– Отвянь! – бросила та нетерпеливо. – Гитарист у нас сбежал с бабой.
Я посторонился, пропуская парня с черно-оранжевым хайром, в маске из двух респираторов. За ним хвостиком тянулись хохочущие девицы: медсестра в окровавленном халате, и размалеванная малолетка – в черном бархатном платье, явно недостаточном для буйных малолеткинских форм, с серьгой в брови.
