– Ой, правда? – оживилась приземистая женщина
средних лет с объемистой сумкой на ремне, которая выдавала в ней
почтальона. – Не возьмете письмо для Горелова? А то мне туда идти – целый
час тратить! Да через лес, такая страсть!
– Для Горелова? – переспросила Надежда
Николаевна. – А кто такой Горелов?
– Дак кто? Известно кто! – снова подала голос
всезнающая старушонка. – Бирюк-то этот, что рядом с Аглаей живет, Семен!
Он и есть Семен Горелов!
– А! Вот кто! – Надежда замерла от неожиданной
мысли. – Тогда, конечно, передам!
Выходит, этот нелюдимый сосед, которого она только что
встретила в лесу, – отец того В.С. Горелова, которого убил Выборгский
маньяк! Ну да, все сходится… инициалы жертвы маньяка – В.С., то есть Владимир
Семенович… и Аглая говорила, что сына ее соседа убили несколько лет назад…
– Хорошо, я передам ему письмо! – ответила она
почтальонше, и та радостно протянула голубой продолговатый конверт, на котором
было написано: Ленинградская область, Выборгский район, поселок Васильки,
Горелову С.С.
Надпись была сделана красным карандашом, торопливым, но
разборчивым почерком поверх другой надписи, в которой Надежда с изумлением
узнала английские буквы. Адрес был выписан правильно, Семен был назван мистером
Горелофф.
– От кого это Семену письмо? – полюбопытствовала
неугомонная старушонка.
– Да не знаю! – отмахнулась почтальонша. –
Буквы заграничные, Катерина в райцентре вон написала по-нашему, а то бы я и
вовсе не разобрала.
Надежда рассматривала обратный адрес: миссис Эвелина Грин,
Мидл-Роуд, 117, Аделаида, Австралийский союз.
«Ничего себе, деду Семену аж из Австралии письма приходят!»
– удивилась она, но, встретив горящий от любопытства взгляд старушонки, сделала
непроницаемое лицо. Отчего-то ей казалось, что Семен Горелов не слишком
обрадуется, если все в поселке будут обсуждать его корреспонденцию.
– А вы, наверное, всех в поселке знаете, –
обратилась она к почтальонше, считая, что теперь имеет на это моральное
право. – Не скажете, где мне Павла Ячменного найти, который в газету
районную заметки пишет?
Почтальонша еще и рта не успела открыть, а всезнающая бабка
уже зачастила:
– Эка, вспомнила прошлогодний снег! И зачем тебе только
этот охламон понадобился? Пашка-то Ячменный, он же совсем спился, ни в какую
газету его и близко не пускают! Торчит в «Васильке» день-деньской, там его и
найдешь, коли понадобился, только приличной женщине с ним и разговаривать-то не
о чем!
Тут Надежду Николаевну отодвинула от прилавка дородная
дачница в фиолетовой соломенной шляпе с огромными полями, которая принялась
выяснять у продавщицы, почему в магазине нет диетических макарон и
обезжиренного масла. Продавщица включилась в бурную дискуссию, бывает ли масло
обезжиренным, а макароны диетическими, а Надежда покинула магазин.
Кудлатая собачонка все еще маялась перед входом. Она
взглянула на Надежду умными блестящими глазами в поисках сочувствия и тихонько
взлаяла.
– Ну потерпи еще немножко! – проговорила Надежда
Николаевна, потрепав четвероногую страдалицу по лохматому загривку. –
Видно, твоя хозяйка все еще не наговорилась! Дома-то ей, кроме как с тобой, и
поговорить не с кем!
Она решила отложить встречу с бывшим корреспондентом
Ячменным до следующего раза, потому что сумка с покупками оказалась неожиданно
тяжелой.
Путь обратно занял гораздо больше времени из-за набитой
сумки, зато Надежда вдоволь наелась поздней земляники и видела двух ящериц,
греющихся на солнышке.
Люська сидела на своей половине и не показалась, потому что
третьего дня Николай Иванович провел с Надеждой воспитательную работу и
строго-настрого запретил покупать для Люськи спиртное – ни водку, ни даже пиво,
ни самое дешевое пойло под названием «Плодово-ягодная настойка».
Увидев эту настойку в магазине, Надежда едва не прослезилась
и поразилась, до чего бывают вечными и неизменными некоторые вещи, поскольку
именно это вино они с ребятами, будучи в студенческом строительном отряде лет
тридцать назад, покупали в деревенском магазине и называли его
«Плодово-выгодное», поскольку стоило оно по тем временам баснословно дешево, а
именно 87 копеек бутылка.
Надежда разобрала сумку и наткнулась на письмо. Идти к
Семену было боязно – вдруг и вправду собаку спустит, однако победу одержало
чувство долга, и она отправилась.
– Ты, главное, не бойся, – неожиданно сказала ей
вслед Аглая Васильевна, эту фразу следовало трактовать так, что у нее опять
наступило временное просветление.
Надежда помахала старухе рукой и подошла к мрачному дому.
Непонятные густые кусты так разрослись, что не видно было, что творится на
участке. Надежда приблизилась к ободранной калитке, когда-то выкрашенной
зеленой краской, и взялась за ручку.
– Семен Степанович! – крикнула она. – Я вам
письмо принесла, почтальонша просила передать!
Ответом ей было зловещее молчание, даже сорока, сидевшая
неподалеку на елке, перестала трещать.
«Что делать? – думала Надежда. – Хоть бы ящик
почтовый на калитку повесил… Может, заложить письмо между калиткой и засовом?
Помнется, порвется, вообще потеряется, а там, может, документ какой важный…
Бросить через забор и уйти? А вдруг письмо затеряется в таком бурьяне? Или
дождь пойдет… Брать-то тут некому, вроде бы сороки писем не воруют…»
Тут сорока опять застрекотала, да так бойко, что Надежда
засомневалась насчет писем. Она подумала немного, оглянулась на сороку и
тронула калитку.
Против ожидания двор у Семена оказался не такой запущенный,
дорожка к дому была чисто выметена и присыпана кирпичной крошкой, на крыльце
ничего не валялось. Надежда снова позвала хозяина, и тогда откуда-то из-за
кустов вышла на дорожку большая темно-серая собака. Собака явственно хромала на
левую переднюю лапу, но посмотрела на Надежду очень сурово.
– Я хозяину письмо принесла, – проговорила
Надежда, потому что жутко было стоять наедине с опасной зверюгой.
Она показала письмо, а когда неосторожно махнула рукой, собака
угрожающе зарычала и сделала движение в ее сторону. Надежда слегка запаниковала
и попятилась, собака в ответ шагнула ближе, при этом наступив на больную лапу.
Очевидно, ей было очень больно, потому что собака громко взвизгнула и
посмотрела на Надежду с ненавистью. Надежда с трудом оторвала взгляд от желтых
собачьих глаз и увидела, что в окне, выходившем прямо на калитку, слегка
шевельнулась вылинявшая занавеска.
«И правда чокнутый! – раздраженно подумала она. –
Я же к нему не лезу, по делу пришла!»
Она бросила письмо собаке под нос, повернулась и захлопнула
за собой калитку, успев услышать, как заскрипели ступени крыльца под тяжелыми
мужскими шагами.
Ближе к вечеру Надежда обрызгалась средством от комаров и
вышла в лес набрать земляничного листа, который добавляла в чай для аромата и
для здоровья. Может, и поздних ягод немножко попадется. Хоть и наелась она
земляники утром, а в августе ягода самая сладкая, можно и впрок покушать.
Далеко в лес заходить одна она боялась, но тут нужно было пройти всего ничего –
до ближней полянки.
