– Живете, как при царе Горохе! – вскипела
Надежда. – Чуть собаку на тот свет не отправили!
– Слушайся ее, Семен Степанович, она дело
говорит! – крикнул из-за забора участковый.
Дед глянул хмуро и ушел в дом.
– Характер такой, – пояснил Николай, присев рядом
с Надеждой, – я не обижаюсь.
– А что это за старые доты, про которые вы
говорили? – спросила Надежда, почесывая Найду за ушами.
– Да финские укрепления, – ответил Николай. –
Линия Маннергейма, не слышала, что ли?
– Да слышала, конечно. – Надежда даже слегка
обиделась. – Я же все-таки в Питере родилась, не где-нибудь! В детстве на
Карельском перешейке в пионерском лагере была, мы на финских дотах грибы
собирали. Вожатые нас не пускали, говорили – опасно, но мы все равно тайком
ходили… змей там, и правда, много, без сапог не пойдешь, но и грибов
тьма-тьмущая! А еще у нас двое мальчишек на этих дотах гранату нашли
неразорвавшуюся, притащили тайком в лагерь, хвастались. Ну, одна девчонка из
второго отряда вожатому настучала. Что с ним было! Его чуть инфаркт не хватил.
Мальчишек этих хотели в город отправить, потом, правда, передумали: наверное,
не захотели шум поднимать.
– Что граната! – Николай усмехнулся. – Там
мужички наши чего только не находили! И снаряды целыми ящиками, и винтовки, и
пулеметы… прошлым летом парень с девчонкой купаться пошли, он нырнул – ящик
зацепил, ухватил его, вытащил на берег – целый ящик мин для миномета! Ну, он,
дурачок, наладился этими минами рыбу глушить. Хорошо, я услышал, отобрал, а то
могло все это плохо кончиться. Костя Захаров из Суоярви тоже минами рыбу
глушил, теперь на одной ноге скачет, вторую взрывом оторвало. Чудо, что сам жив
остался!
За разговором они дошли до дома с зелеными ставнями и
присели на завалинке. Николай вытащил из кармана пачку сигарет, степенно
закурил и продолжил:
– Это так, мелкие развлечения. В этих дотах чего только
нету! Да и сами-то доты хорошо сохранились. В соседней деревне Леха Стариков
надумал себе новый дом строить, а у него на участке небольшой дот был.
Бетонный, однако. Так он свой дом на этом доте как на фундаменте поставил. А
что? И готовый фундамент, и сухой бетонный подвал – что хочешь в нем хранить
можно. Но и это – мелочь… Вот возле поселка Окуневого огромный дот был, три
этажа под землей, сверху – ворота железные. В этом доте бомжи поселились, так
мы, менты, их оттуда никакими силами выкурить не могли. Подъедем, окружим этот
дот – а они ворота изнутри запрут и из-за ворот над нами прикалываются. Всякими
словами нецензурными обзываются. А мы и сделать ничего не можем: тут без
осадной артиллерии или без авиации нечего и подступаться, настоящая крепость!
– И чем это закончилось? – поинтересовалась
Надежда. – Так и живут в этом доте бомжи?
– Так чем? Известно чем! Недавно, года три назад, один
богатый мужик из Питера купил огромный участок земли вместе с этим дотом. Как
уж он бомжей выкурил – это я не знаю, только избавился от них. Потом пригнал он
несколько самосвалов и неделю оттуда мусор вывозил. Почистил дот, провел в него
электричество, так что ты думаешь? – Николай сделал паузу, выпустив
облачко дыма. – Оказалось, что в том доте даже лифты работают!
– Лифты? – недоверчиво переспросила
Надежда. – Какие лифты? Это же дот, а не жилой дом!
– То-то и оно, что дот! – важно проговорил
участковый. – Да не простой, а артиллерийский! Наверху пушки стояли, а
внизу, в подвалах – артиллерийские погреба, то есть там снаряды были сложены.
Этими лифтами снаряды к орудиям и поднимали. Короче, тот мужик подвалы в
порядок привел, сверху дом трехэтажный каменный построил, мрамором отделал,
стеклопакеты вставил, и получилось у него не жилище, а чудо из чудес: сверху
настоящий дворец, а снизу бункер, который прямое попадание атомной бомбы
выдержит! Три этажа под землей и еще три сверху!
– Ничего себе! – изумилась Надежда. – Так у
него там и артиллерия, может быть, имеется?
– Насчет этого не знаю, не скажу. А только эти «черные следопыты»,
которые по местам боев шастают да в земле копаются, всякое оружие там находят.
Пистолет немецкий, «вальтер», у нас на станции за пятьсот баксов купить можно.
Автомат, конечно, подороже…
– И вы про это так спокойно говорите? – ужаснулась
Надежда.
– А что я могу сделать? – Николай затоптал
окурок. – Закон рынка! Спрос, как говорится, рождает предложение. Я за
ними, само собой, гоняюсь, ловлю, но я – один, а их много. А главное дело,
линия Маннергейма, она большая, к каждому доту часового не приставишь. Я уж и
то стараюсь… вот, слышала, говорят, что на эти старые доты ходить нельзя, будто
там арматура какая-то опасная? Кто об нее поранится, так долго не заживет, а
может и вообще окочуриться? – Николай понизил голос: – Это ж я слух
распустил, чтобы поменьше туда таскались! Люське своей под большим секретом
рассказал, после этого весь поселок только об этом и говорил! Но тсс! Это между
нами!
– Однако собаке-то как плохо было, – возразила
Надежда, – и мальчишек двое умерли.
– Ну, мальчишки, похоже, ягод волчьих объелись, –
махнул рукой Николай, – это давно было, сейчас уж не выяснить. А вот
собака… Дед Семен лес, как свой сортир, знает, чего он в ту сторону поперся?
Странно…
– Надо же. – Надежда вздохнула. – Я и не
знала, что эти укрепления по всему Карельскому перешейку настроены… я думала,
они севернее, ближе к границе…
– Да что ты! Это же такой рубеж был – в глубину больше
сорока километров да сто с лишним в длину… Маннергейм, он до войны в Финляндии
президентом был…
– Вовсе и нет, – подала вдруг голос Аглая
Васильевна, до сих пор безмолвно сидевшая на крыльце. Видимо, у нее случилось
очередное прояснение сознания.
– Как это – нет? – обиделся участковый. – Как
же нет, когда про него у нас каждый школьник знает?
– Клавочка, посмотри у меня в тумбочке, в верхнем
ящике! – важно проговорила старуха. – В черной тетрадке…
– Бредит, – вздохнул участковый. – Ну ладно,
пойду я, и так уж с вами заболтался…
Надежда уже привыкла, что старуха называет ее Клавой, и не
обижалась на нее. Кроме того, она научилась выуживать в редких репликах Аглаи
Васильевны полезную информацию. Она прошла в старухину комнату и выдвинула
верхний ящик старой прикроватной тумбочки. Сверху лежало несколько выцветших
фотографий – молодая девушка с решительным, серьезным лицом, в которой только с
большим трудом можно было узнать Аглаю Васильевну; та же девушка в вязаном
свитере и круглой шапочке возле каменной крепостной стены; снова она, но теперь
рядом с высоким угловатым парнем в кепке и выцветшей гимнастерке без погон.
Один рукав гимнастерки – пустой, заткнут за ремень. Ниже – несколько старых
открыток – поздравления с Новым годом и другими праздниками, пожелания счастья.
И наконец, на самом дне ящика Надежда увидела толстую
тетрадь в черном клеенчатом переплете.
