– Куда это ты собралась?
– А что? – переспросила Надежда, не привыкшая к
такому грубому обращению.
– Посидела бы дома! Незачем сейчас по лесу ходить!
– Да в чем дело-то?
– Пашу Ячменного убили! – испуганно проговорила
Люська. – Помнишь, который в газете…
– А ты, Люся, помолчи! – рявкнул на нее
Николай. – Нечего лишнее говорить, особенно когда тебя об этом не просят!
Он взял у нее полотенце, вытер лицо и подозрительно взглянул
на Надежду:
– А ты что, про покойного Павла Ячменного что-то
знаешь? Откуда, зачем, почему?
– Это что – допрос? – холодно осведомилась
Надежда. – Тогда хотя бы скажите – что случилось?
– Что случилось, что случилось… – недовольно
пробубнил участковый, но после смягчился, вспомнив, что Надежда сделала для
него и для Люси много хорошего. – Правда, убили Пашку Ячменного. Соседка
его нашла. Собралась в город, хотела Павла спросить, не надо ли ему чего.
Стучала-стучала в дом, Пашка все не отзывается, только кот изнутри орет дурным
голосом. Она и ушла – постеснялась в чужое жилище ломиться, а сегодня, как из
города вернулась, снова к нему заглянула. Пашка на стук не отзывается, а кот
орет пуще прежнего. Ну, она, само собой, пожалела животное – думала, непутевый
хозяин где-то загулял, а кота в доме запер. Дверь толкнула – а она и не
закрыта, вошла внутрь – а Пашка на полу мертвый лежит, холодный уже… и рана у
него…
– На горле?! – испуганно выдохнула Надежда и с
трудом удержалась, чтобы не показать на себе, в каком месте.
Участковый только молча кивнул.
– Выборгский маньяк! – проговорила Надежда упавшим
голосом.
– Так-то оно так, да не совсем! – отозвался
Николай. – Маньяк-то он на то и маньяк. Он убивал людей без всякого толка,
без смысла, не грабил, не насиловал, один удар – и все, поминай его как звали…
а здесь…
– Неужели ограбление? – недоверчиво переспросила
Надежда.
Она вспомнила свою встречу с корреспондентом и хотела сказать,
что если судить по внешнему виду, то брать у него было явно нечего, но вовремя
удержалась – дотошному участковому совсем не обязательно знать, что она
разговаривала с Ячменным незадолго до его смерти.
– Ограбление не ограбление, – отозвался Николай, –
а только все у Пашки в доме вверх ногами перевернуто, как будто убийца что-то у
него искал… из шкафа платяного все выкинуто, чемодан с грязным бельем – и тот
распотрошили…
– То ли кто-то под маньяка работает, – задумчиво
протянула Надежда, – хочет, чтобы все поверили, что тот вернулся, то ли…
– То ли что? – переспросил Николай, с явным
интересом взглянув на Надежду.
– То ли не знаю, что и думать! – уклончиво
отозвалась она.
– Хорошо соображаешь, – одобрил участковый. –
Я тоже засомневался – не спектакль ли кто-то разыгрывает, подражая тому
маньяку. Хотя почерк очень похож… я тогда раны видел – точь-в-точь как эта!
– Коля, ты кушать-то пойдешь? – ревнивым тоном
проговорила Люська, недовольно покосившись на Надежду. – Или так и будешь
тут лясы точить? У меня уж небось все простыло!
– Иду, Люся, иду! – отозвался Николай и затопал к
Люськиному крылечку.
А Надежда, проводив его взглядом, задумалась.
У нее не шел из головы разговор с Ячменным в заведении
«Василек».
Что он тогда болтал по пьяному делу? Что досконально изучил
дело Выборгского маньяка, почти вышел на его след, что собрал по этому делу
массу информации… якобы пять чемоданов с этой информацией хранится у него в
надежном месте…
Надежда этой болтовне, само собой, не поверила, но ведь
кто-то другой мог отнестись к ней достаточно серьезно. Судя по всему, Павла
убили сразу после этого разговора…
И еще одно не давало ей покоя.
Николай сказал, что убийца зачем-то распотрошил чемодан с
грязным бельем. А Павел говорил, что информация о маньяке у него хранится в
пяти чемоданах.
Не иначе кто-то подслушал пьяную болтовню корреспондента в
«Васильке».
Надежде стало как-то зябко, как будто в теплый августовский
денек на нее дохнуло декабрем.
По всему выходит, что, когда они с Павлом беседовали в
питейном заведении, кто-то внимательно прислушивался к их разговору.
Не просто кто-то – а убийца.
Тот самый Выборгский маньяк, про которого пять лет назад
писал покойный корреспондент. И который, судя по всему, снова начал собирать
свой кровавый урожай…
Но вот что не давало Надежде покоя: как сказал участковый,
маньяк – он на то и маньяк, что убивает без толка и без смысла. Или по крайней
мере смысл его преступлений непонятен постороннему человеку. А Ячменного он
убил со смыслом: чтобы заткнуть ему рот и уничтожить собранную им информацию.
А что это значит?
Это значит, что информация была. Или по крайней мере могла
быть, так что убийца поверил в ее существование. А это значит, что и в тех,
прежних убийствах пятилетней давности был какой-то смысл. Если можно говорить о
смысле применительно к такому ужасному поступку, как убийство человека.
Только смысл этот был непонятен никому, кроме самого убийцы.
И сейчас, возможно, он убил Павла Ячменного, чтобы сохранить этот смысл в
тайне.
Надежда, задумавшись, давно уже углубилась в лес, забыв о
предупреждении участкового. Она шла по узкой тропинке между двумя рядами
высоких елей и перебирала в уме те, прежние жертвы маньяка. Елизавета Телегина,
Эрик Францевич Егер, Петр Самокруткин, Владимир Горелов, теперь она знала еще
одно имя – Федор Ломакин… что общего между всеми этими людьми?
А ведь есть еще одна жертва – тот человек, труп которого
нашли на железнодорожной насыпи. Тот, кого Надежда совсем недавно видела в
метро, где за ним следила подозрительная парочка…
Эта жертва отличается от всех остальных.
Остальные были жителями поселка Васильки, а того мужчину до
сих пор не опознали, значит, он явно был не местный. Всех местных жителей сам
Николай Иванович знал в лицо и по именам.
Но несомненно, и его что-то связывало с поселком, потому что
именно сюда ехал он в день своей смерти…
Тропка уперлась в груду бурелома и пропала.
Надежда удивленно огляделась вокруг. Со всех сторон ее
окружали мрачные, молчаливые ели.
Где-то высоко над головой глухо заухала какая-то птица. Кажется,
так ухает только филин, но ведь филин – ночная птица, днем он должен спать у
себя в дупле… хотя вокруг было так мрачно, и не верилось, что до вечера еще
далеко.
Надежде стало не по себе: она не узнавала это место, да и не
мудрено, лес этот был ей незнаком, она ходила по нему считанные разы и никогда
не удалялась далеко от хутора.
