Ко всему прочему из густого кустарника неподалеку от нее
донесся громкий треск, как будто через него продиралось какое-то большое
животное. Или человек?
– Ау! – неуверенно окликнула Надежда, но ей никто
не ответил.
Значит, это не человек…
Помня, что главное – не паниковать, Надежда повернулась на
сто восемьдесят градусов и пошла назад по той же тропинке, которая привела ее в
эту чащу. Однако, пройдя по ней всего метров сто, она увидела перед собой
развилку.
Прошлый раз она миновала это место в задумчивости и не
помнила, в какую сторону нужно идти, чтобы вернуться на хутор.
С детства она знала, что лучше всего ориентироваться в лесу
по солнцу, но солнца не было видно, его закрывали, смыкаясь, густые верхушки
деревьев.
Тогда Надежда приняла смелое решение и свернула направо:
правая тропка показалась ей немного шире и лучше утоптанной.
Вспомнив какой-то детский приключенческий роман, прежде чем
покинуть развилку, она сломала ветку на небольшой осинке, которая росла на
самом пересечении тропинок.
Она прошла по выбранной тропинке примерно полкилометра, по
крайней мере так ей показалось, хотя все расстояния в лесу трудно поддавались
измерению. Тропка все время заворачивала вправо, и вдруг Надежда оказалась
перед той же развилкой, на которой она стояла десять минут назад.
В первый момент она не поверила себе, но осинка со сломанной
веткой стояла прямо перед ней, как будто насмехаясь.
– Только не паниковать! – произнесла Надежда
вслух, и даже звук собственного голоса показался ей зловещим.
В чаще снова громко заухала знакомая птица.
И снова в кустарнике громко затрещали ветки.
– Ну и ничего особенного! – сказала Надежда сама
себе. – Раз правая тропинка не годится, пойду по левой! Ведь как-то я сюда
попала, значит, тем же путем можно вернуться на хутор… а что там трещит в
кустах – да, может, просто ветер…
Сейчас уединенный лесной хуторок, который она покинула пару
часов назад, казался Надежде лучшим местом во вселенной, средоточием покоя,
безопасности и уюта.
Она свернула на левую тропинку и пошла быстрее, чтобы как
можно скорее выбраться из глухой чащобы в знакомые места.
Однако через несколько минут тропинка начала сужаться,
казалось, что скоро она совсем пропадет среди густого подлеска.
И тут в стороне, всего в десятке метров от тропы, Надежда
увидела среди деревьев широкий просвет.
Она решила, что вышла к просеке, от которой до хутора совсем
близко, свернула с тропинки и чуть ли не бегом устремилась к этому просвету.
По пути ей то и дело попадались поваленные деревья, груды
сучьев, колючие кусты, которые цеплялись за одежду и словно пытались задержать
ее, не выпустить из мрачной чащи. Но Надежда, не сбавляя шага, пробиралась к
светлой прогалине.
Правда, она оказалась совсем не так близко, как подумала
Надежда вначале: она шла минуту за минутой, спотыкаясь о сучья, обдирая руки о
колючки, едва не провалившись ногой в чью-то нору, а просвет все маячил перед
ней…
Но всему когда-то приходит конец.
Надежда раздвинула колючие ветки можжевельника, и перед ней
оказалась не просека, которую она рассчитывала увидеть, но круглая поляна, со
всех сторон окруженная густыми зарослями.
Посреди поляны лежал огромный серый валун, с одного бока
заросший мхом. Вокруг валуна словно по замыслу ландшафтного дизайнера пестрели
разноцветные лесные цветы. Были тут с детства знакомые иван-да-марья –
сине-желтые, а внизу у некоторых несколько розоватых лепестков, значит, успел
уже народиться сыночек или дочка; были мелкие лесные колокольчики, были
неправдоподобно крупные, как будто садовые, ромашки, была сильно пахнущая
медуница, возвышался над всеми желтыми свечками коровяк, а также вовсю цвели
непонятного названия цветочки, из темно-розовых лепестков которых маленькая
Надя когда-то делала «маникюр».
Цветочки смотрели приветливо, но помочь ничем не могли.
– Ничего. – Надежда попыталась самой себе внушить
оптимизм. – Ну, это, конечно, не просека, но поляна – это тоже хорошо. По
крайней мере здесь видно солнце, кроме того, кажется, мох на валуне растет с
северной стороны…
Этими жизнерадостными словами Надежда пыталась себя
успокоить, хотя на самом деле она ужасно перепугалась. Ведь теперь она не
смогла бы найти и ту тропинку, с которой свернула десять минут назад.
Она вышла на середину поляны и приблизилась к огромному
камню, чтобы определить направление.
Так… когда она отправилась в лес, солнце было справа,
значит, возвращаться надо, держа его слева. Правда, в чаще солнце не будет
видно, да и сохранить там прямое направление непросто, но попытаться все-таки
стоит…
И тут Надежда почувствовала на себе чей-то пристальный
взгляд.
Она вздрогнула и обернулась.
В каком-нибудь шаге от нее, рядом с огромным камнем, в траве
свернулась кольцом крупная гадюка. Треугольная головка змеи приподнялась из
травы, и темные загадочные глаза, не мигая, уставились на Надежду.
Змея смотрела словно с удивлением и неприязнью на человека,
который посмел нарушить покой ее заколдованного царства. Потом она откинула
голову и выпустила из пасти длинный раздвоенный язык.
– Мама! – вскрикнула Надежда и не разбирая дороги
бросилась прочь, подальше от змеиной поляны.
Прошло минут двадцать, пока она наконец смогла заставить
себя остановиться. Судя по скорости, отмахала она немало.
Запыхавшаяся, с сердцем, колотящимся от бега и еще больше от
страха, исцарапанная колючками, растрепанная, она стояла посреди непроходимой
чащи и теперь уже совершенно не представляла, куда нужно идти, где дом.
Солнца, разумеется, не было видно, а во время своего
панического отступления Надежда совершенно потеряла направление. И перед
глазами у нее стояли только треугольная головка змеи и ее немигающие,
загадочные глаза.
Он попытался преследовать убегающую женщину, но споткнулся о
валявшуюся поперек тропинки сухую корягу, потерял равновесие и упал на мягкий
пружинистый мох. Когда поднялся и стряхнул с одежды сосновую хвою, треск кустов
раздавался уже очень далеко, так что он оставил преследование. Глупая баба
испугалась змеи и летела по лесу со скоростью реактивного самолета.
Его душу переполнила злоба.
Эта женщина… она все время попадается на его пути. А теперь,
когда он сам пошел за ней, она убежала.
Он постарался взять себя в руки: такие чувства, как злоба,
нетерпение, раздражение, – для мелких людишек, для муравьев, бестолково
снующих вокруг разоренного муравейника, а не для тех, у кого есть великая цель.
