Доехав до Разъезжей и быстро отыскав дом за номером тридцать
два, Николай оказался перед новой проблемой: квартиры номер сорок в этом доме
не было.
Не было ее в единственном подъезде, выходящем на улицу, не
было и в трех парадных, которые Николай обнаружил, войдя в мрачную подворотню и
обследовав вымощенный булыжником двор.
Жители старых районов Петербурга привыкли к таким сюрпризам,
но Николай Иванович, как мы уже говорили, прожил большую часть жизни в
маленьком поселке, где все дома и все жители на виду и от них не ждешь никаких
неожиданностей. Поэтому, не найдя нужной квартиры, он пришел в полную
растерянность и остановился посреди двора, по привычке почесывая затылок.
В этом положении его застала худая сутулая старуха, вошедшая
в тот же двор с болонкой на поводке. Болонка в отличие от старухи была чересчур
раскормленная. Она семенила рядом с хозяйкой, тяжело пыхтя, но тем не менее,
увидев посреди двора Николая, зашлась истеричным визгливым лаем и даже
попыталась ухватить участкового за ногу, едва не разорвав ему брючину.
– Отстань, пустолайка! – прикрикнул на сварливую
собачонку Николай и замахнулся на нее ногой. – Не до тебя!
Болонка залаяла еще громче, а ее хозяйка неприязненно
уставилась на незнакомца и проговорила:
– У моей Нелечки такое чутье! Она плохого человека
сразу распознает! Вот вы, гражданин, конкретно что в этом дворе делаете? Я вас
на всякий случай сразу предупреждаю, что общественного туалета здесь нету и не
рассчитывайте! А то зайдут как будто из интереса, а потом во дворе
антисанитария… гони его, Нелечка, гони!
– Я не из интереса, – отозвался Николай, – и
вовсе даже не туалет ищу, а сороковую квартиру. Вы бы лучше не с подозрениями
своими выступали и не собаку свою нервную на меня науськивали, а подсказали,
где эта квартира находится!
– Ах, сороковую! – Старуха почему-то сразу
подобрела. – Ну, так это очень просто. Вы вот в тот подъезд зайдите, что в
углу, пройдите его насквозь, там будет выход во второй двор, а в том дворе еще
один подъезд, там как раз и будет сороковая квартира!
– Ох, хитро! – недоверчиво проговорил Николай, но
послушался старуху и пошел в указанный ею подъезд. Прежде чем закрыть за собой
дверь, он обернулся и сказал: – А собаку свою на диету посадите, растолстела
она донельзя! Заболеет, если дальше будете так перекармливать!
– Как-нибудь сама со своей Нелечкой разберусь! –
проворчала старуха, провожая мужчину взглядом.
Как только он скрылся в подъезде, она заторопилась,
подхватила тяжелую болонку на руки, вошла в ближний подъезд, чуть не бегом
поднялась на второй этаж, торопливо отперла дверь квартиры и устремилась к
окну. Там она раздернула занавески и втащила на подоконник горшок с темно-красной
геранью. Только после этого вернулась в прихожую, заперла входную дверь на все
засовы и отправилась в ванную мыть лапы своей перекормленной любимице.
В то же время в другой квартире, окно которой выходило в тот
же двор, приподнялся угол занавески. Мужчина в черной водолазке бросил взгляд
на старухино окно, увидел герань и достал из кармана компактную рацию.
– «Левкой», «Левкой», я «Незабудка»! – проговорил
он озабоченным голосом. – Ситуация «Д». Старуха поставила на окно горшок.
Герань темно-красная. Повторяю…
Участковый Николай Иванович прошел насквозь угловой подъезд
и увидел перед собой еще одну дверь. Толкнув эту дверь, он оказался в узком и
мрачном дворе-колодце. Дворов, куда даже в полдень не заглядывает солнце, сотни
в Петербурге, среди них есть такие, куда можно попасть только через окно
первого этажа, в этот же выходили целых две двери – та, через которую вошел
Николай, и вторая, на которой висела табличка с номерами квартир.
Увидев среди них квартиру номер сорок, участковый облегченно
вздохнул и проговорил:
– Не обманула старуха!
Находиться во дворе-колодце ему, привыкшему к лесным
просторам и яркому солнечному свету, было очень тяжело. Николаю казалось, что
вся многотонная громада серого камня давит на него.
– То-то эта старуха такая сутулая! – сочувственно
проговорил Николай и вошел в следующую дверь.
Перед ним оказалась темная узкая лестница с выщербленными
ступенями и шаткими ржавыми перилами, освещенная единственной тусклой
лампочкой, которая едва разгоняла сырой мрак. Николай зябко поежился и начал
восхождение.
На каждом этаже находилась только одна квартира, причем
следовали они вовсе не по порядку: на первом этаже была тридцать восьмая, на
втором – двадцатая, на третьем – тридцать шестая…
Чем выше поднимался Николай, тем темнее становилось на
лестнице, поэтому, чтобы разглядеть номер квартиры, ему приходилось каждый раз
щелкать зажигалкой и подниматься на цыпочки.
На четвертом этаже оказалась квартира номер восемнадцать.
Николай снова тяжело вздохнул и полез выше.
Ступени были очень крутыми и неровными, так что, учитывая
почти полный мрак, здесь нетрудно было свернуть шею.
– Как они тут живут, в этом городе! – проговорил
участковый, останавливаясь перед очередной квартирой и поднимая руку с
зажигалкой.
К счастью, это была нужная ему сороковая квартира.
Николай надавил пальцем на кнопку звонка.
Как ни странно, дверь моментально открылась.
Если Николай думал, что на лестнице было темно, то теперь он
понял, как ошибался. По сравнению с темнотой, которая царила в сороковой
квартире, лестница была освещена, как театральная сцена.
Дверь за Николаем бесшумно захлопнулась, и он оказался в
абсолютной, непроницаемой темноте.
И в этой темноте рядом с ним кто-то был.
Николай чувствовал чье-то присутствие, чье-то дыхание.
Черенков был человек бывалый, ему приходилось попадать в
разные переделки, но тут и он струхнул.
– Кто здесь? – проговорил он севшим от волнения
голосом. – Эй, вы чего? Что за шутки!
И тут чьи-то сильные руки взяли его с двух сторон за локти и
куда-то повели.
Участковый даже не пытался сопротивляться – в темноте он
чувствовал себя совершенно беспомощным, кроме того, он не видел своих
противников и даже не знал, сколько их. Он безвольно переставлял ноги и только
гадал, куда его ведут и чем все это для него кончится. Одно он понял: с ним не
шутили. Все было очень серьезно.
Наконец перед Николаем распахнулась еще одна дверь, и его
втолкнули в ярко освещенную комнату.
После путешествия в полном мраке он едва не ослеп.
Впрочем, похоже, те, кто привел его в эту комнату, именно
этого и добивались: ему в лицо направили яркую лампу, так что некоторое время
Николай ничего не видел и не соображал.
– Явился, голубчик! – раздался перед ним
язвительный голос. – А мы уж тебя и не ждали!
