Глава 17
ЧЕРНОТА НОЧИ
Часов в комнате не было, и Пауль, измученный голодом, бессонницей и побоями, совершенно потерял ощущение времени. Спать ему не давали, и он впал в странное оцепенение, похожее на сон с открытыми глазами. Как-то раз это оцепенение было нарушено. Умник вышел из комнаты, и из-за двери послышался его голос, дающий кому-то указания. Вскоре он вернулся, и Пауль опять было провалился в щель между бодрствованием и беспамятством, но резкие звуки заставили его вздрогнуть и оглядеться.
Умник поднес к уху трубку мобильника:
— Да… Ну?.. Ну и?.. Как ничего? Совсем ничего?.. А вы хорошо искали?.. Маэстро уже знает?..
Закончив разговор, Умник медленно подошел к Паулю и долго смотрел на него. От этого взгляда Паулю стало тоскливо и страшно, но он заставил себя выдержать его, не опустив глаза.
— Есть хочешь? — внезапно спросил Умник. Пауль мотнул головой.
— Вить, отведи его в кладовку, — велел Умник парню с разбитой скулой. — Возьми вторую пару наручников, прицепи его к чему-нибудь. И пусть поспит.
Но мы же собирались не давать ему … — начал было тот.
Я передумал, — оборвал его Умник. — Пусть поспит немного. Насладится последними счастливыми минутами своей жизни… — Витя рывком поднял Пауля на ноги, а Умник, снова посмотрев Паулю в глаза, добавил: — Потому что, когда приедет Маэстро и мы опять начнем спрашивать нашего приятеля про книгу, ад покажется ему курортом, а смерть — самым большим на свете удовольствием.
И Пауль понял, что это правда.
Глава 18
ПОСЛЕДСТВИЯ ГОЛОВОКРУЖЕНИЯ
Открыв глаза, я увидела над собой небо. Яркое голубое небо, по которому, словно мыльная пена по воде, плыли ослепительно белые облака. Отогнав глупую мысль, что я в конце концов умерла и нахожусь в раю, я вгляделась в небо попристальнее и обнаружила, что оно поделено на сектора.
Надо мной был стеклянный купол. Я заерзала на месте, пытаясь приподняться, и это мне удалось, хотя и не без труда. Под собой я обнаружила удобный мягкий диван и большую подушку, а на себе — бежевый клетчатый плед с бахромой. Недоумевая, я огляделась.
Большая комната — больше, наверное, чем общая площадь моей двухкомнатной квартиры. Огромное полукруглое окно с горизонтальными жалюзи и дверь, выходящая то ли на балкон, то ли на открытую террасу. Телевизор с очень большим экраном на низкой тумбе. На выкрашенных в белый цвет стенах — картины и фотографии. Повсюду множество ламп — напольных, настольных, настенных. В углу — плита, мойка, холодильник… Это подобие кухни было отгорожено от остального пространства длинным широким столом, на котором стояла одинокая кружка, блюдце с лимоном и вазочка, накрытая салфеткой…
— Ну, наконец-то!
Из стоящего неподалеку от меня кресла поднялась знакомая фигура.
Себастьян! Небритый, в белом свитере с засученными по локоть рукавами, в таких же белых джинсах и почему-то босой. Он подошел и присел рядом со мной на диван. Взяв за руку, нащупал пульс, посмотрел на циферблат массивных наручных часов.
— Частит немного, но, в общем, все в норме… Как самочувствие?
— Ничего. Только слабость и голова какая-то тяжелая.
Ну, это неудивительно. Я и не знал, что принимаю на работу пьяницу, — усмехнулся Себастьян и серьезно спросил: — Объясни мне, что за человек был с тобой вчера?
От воспоминаний о вчерашнем вечере меня слегка замутило.
Я не знаю, кто он. Он назвался Дон Жуаном после того, как я сказала ему, что меня зовут Анной.
— Очень остроумно! — В углу рта Себастьяна залегла складка, а тон стал резким. — Полюбуйтесь, как она выполняет меры предосторожности! Как она слушает, что ей говорят умные люди!
— Да что такое, в конце концов, случилось! — возмутилась я. — Мужик и мужик! Ну, пытался за мной ухаживать! Это что — запрещено?.. И Даниель тоже… Помчался за ним, как бешеный…
— Ты всегда теряешь сознание после того, как за тобой кто-нибудь пытается ухаживать? — ехидно осведомился Себастьян. — Это что, входит в твою программу обольщения?
Собираясь с мыслями, я опустила глаза и заметила розовый кусочек пластыря на внутренней стороне локтя левой руки.
— Что это? — спросила я, поднося пластырь поближе к глазам.
— Даниель сделал тебе анализ крови. И обнаружил следы наркотика. — Себастьян произнес длинное устрашающее название, которое в моей памяти, разумеется, не осталось. — Не подскажешь, каким образом этот наркотик попал в твой организм?
Ошарашенная, я долго тупо моргала и наконец выдохнула:
— Понятия не имею!
— Зато я имею! — Себастьян скрестил руки на груди. — Мы проверили бокалы на вашем столе. В одном из них обнаружилось то же самое вещество, что и в твоей крови. Надя сказала, что коктейли тебе заказывал тот самый Дон Жуан. Бармен сообщил, что напитки твой приятель сначала заказывал для себя, а уж потом просил официанта отнести их на ваш столик. Что-нибудь не ясно?..
— Да зачем?
— По-моему, он собирался тебя куда-то увезти. Но мы ему помешали.
— По-моему, вы здесь ни при чем, — мысленно возвращаясь к событиям прошедшей ночи, произнесла я. — По-моему, он решил оставить меня в покое после того, как ему позвонили по мобильному телефону. А потом уж и вы появились…
— А знаешь, почему он так легко оставил тебя в покое? Да потому, что считает тебя легкой добычей, которую не составит труда захватить в любой момент, как только ты ему понадобишься… И он прав! Более безалаберной раззявы я в жизни своей не встречал!
Себастьян, ты бы хоть покормил девочку, прежде чем промывать ей мозги!
В комнату вошел Даниель и заговорщически подмигнул мне. Вслед за ним появилась Надя, которая сразу же кинулась мне на шею с приветственно-ликующими воплями, чем растрогала меня чуть ли не до слез.
Себастьян к этому времени уже вовсю гремел посудой, и вскоре у меня на коленях нарисовался поднос с тарелкой овсяной каши, поджаренными тостами с сыром и кружкой чая с лимоном, и я в полной мере ощутила себя сэром Генри Баскервилем, приходящим в себя после нападения наводящей ужас собаки. Жаль только, что никому не пришло в голову покормить меня с ложечки. Надя налила себе кофе и села за стол, Себастьян, к моему внутреннему ликованию, вернулся ко мне на диван, а Даниель — в одной руке сигарета, в другой пепельница — принялся расхаживать из угла в угол, делясь с нами впечатлениями и результатами. В паузах между фразами можно было слышать приглушенное бормотание — это давал о себе знать включенный телевизор, на экран которого Себастьян иногда бросал пристальные взгляды.
— До сих пор бешусь, как подумаю, до чего резво этот мужик удрал на своем «Лексусе»! Я же прострелил ему оба задних колеса! Заговоренный он, что ли?
— Ты номер-то хоть запомнил, стрелок? — спросил Себастьян.
