– А когда вы с ней еще были вместе, в ее поведении ничего не казалось вам странным?
– Нет.
– Она уже тогда увлекалась этнографией?
– Что вы имеете в виду?
– Ну, коллекционировала разные маски, предметы языческих культов, статуэтки, книги с описаниями магических обрядов и архаических верований.
Ветеринар выглядел удивленным.
– Нет, ничего такого. Но, правда, у нас раньше и денег на такие вещи не было. Может, ей и было интересно, но на какие средства все это покупать? Вы лучше у кого-нибудь из ее подруг спросите, может, она с ними об этом говорила.
– Слушайте, а о чем вы с ней разговаривали? В свободное от работы и домашнего хозяйства время? – вдруг спросил Даниель.
– Ну, – обескуражено протянул ветеринар. – Мало ли о чем. Я уже так сейчас и не помню.
– А не могли бы вы назвать нам координаты какой-нибудь из ее близких подруг? Или хотя бы имя.
Ветеринар, кажется, смутился.
– Я так не вспомню. Позвоните мне.., как-нибудь попозже. Мы в основном общались с моими друзьями, а не с ее. Когда мы поженились, она почти перестала встречаться со своими подругами. Знаете, они у нее такие синие чулки были. Я их не любил. И, по-моему, взаимно.
– Последний вопрос. – Даниель обернулся в дверях кабинета. – Где вы познакомились с вашей нынешней женой?
– Я должен отвечать? – удивился ветеринар.
– Да, будьте добры. Это тоже важно.
– Ну... Здесь, в клинике.
Даниель и Себастьян распрощались и вышли в коридор, по которому звонко разносился лай симпатичной рыжей таксы с перевязанным ухом. Когда они отошли на порядочное расстояние от кабинета хирурга, Даниель тихонько прошипел:
– Придурок! Таких к женщинам на пушечный выстрел подпускать нельзя! Сломает жизнь и не заметит. Кроме себя, никого вокруг не видит.
– По закону подлости женщины именно таких почему-то и любят, – меланхолично заметил Себастьян.
Даниель смерил его неодобрительным взглядом и усмехнулся:
– Уж кто бы говорил!
На лице Себастьяна отразилось неподдельное возмущение, и он с очевидным намерением возразить открыл было рот, но тут подал признаки жизни мобильный телефон Даниеля.
– Надя? – нежно промурлыкал Даниель, расплываясь в сладкой улыбке. Но в следующую секунду выражение его лица и голоса изменилось до неузнаваемости:
– Как пропала? Куда?
Себастьян, тоже вмиг лишившийся спокойствия, дернул Даниеля за рукав футболки, заставляя наклониться, и прижался ухом к обратной стороне трубки.
– Сейчас будем! – рявкнул Даниель. – Вот уроды! У семи нянек дитя без глаза! Поехали искать твою рыжую!
– Надо позвонить Захарову, хотя я уверен, что она смоталась из дому по доброй воле и по собственному желанию, – безжизненным голосом произнес Себастьян – Кстати, у тебя есть ремень с большой пряжкой?
– Есть, – явно озадаченный таким вопросом откликнулся Даниель – А что?
– Напомни мне, чтобы я взял его у тебя, когда она найдется.
– Для чего?
– Я ее выпорю как Сидорову козу, вот для чего! – прорычал Себастьян Такса испуганно смолкла и, опасливо поджав хвост, спрятала голову под мышку хозяину.
Глава 32
СИНДРОМ КОЛОБКА
Дашка была в экстазе. Не говоря уж о том, что сам факт моего появления может привести в экстаз кого угодно, костюм, в котором я пожаловала к ослабленной и обезвоженной подруге, был тоже в своем роде шедевром. Увидев меня, подруга присела на тумбочку в коридоре и некоторое время стонала и подвывала так, что я в конце концов испугалась, как бы она не обезводилась окончательно. Однако, на мое счастье, этого все-таки не произошло, и вскоре оправившаяся от потрясения Дашка, держась за живот и подволакивая ноги, проводила меня в комнату, откуда немедленно пошел дым коромыслом.
Сначала я рассказала ей о случившемся с Варей и принялась рыдать Дашка, в жизни не видевшая Варю, знавшая ее только по моим рассказам и не очень благодаря этим же рассказам ее любившая, всплакнула со мной за компанию – сказывался удар, нанесенный здоровью подлыми мидиями. Потом Дашка начала угощать меня вкусностями, пропадающими зря из-за ее неспособности есть что-нибудь, кроме овсяной каши и жиденького бульона с белыми сухариками. Тут настроение мое поднялось необычайно, я бы даже сказала, неприлично, потому что радости желудка вмиг затмили горести потерь. И я еще катила бочки на Марка, а вместе с ним и на остальных мужчин! Забыть одного человека ради другого – это еще куда ни шло, но забыть человека ради еды – это просто свинство. Словом, я несколько раз с чувством обозвала себя свиньей (мысленно, разумеется) и, покончив с не слишком сильными угрызениями совести, всецело предалась греху чревоугодия.
И греху суесловия, как же без этого. Я в подробностях рассказала Дашке обо всем, что произошло со времени нашего последнего разговора. Она слушала, не перебивая, что было для нее крайне нетипично и служило признаком сильнейшей заинтересованности. Когда у меня от непрерывного чесания языком запершило в горле и я жадно приникла к здоровенной керамической кружке с остывшим чаем, на поверхности которого уже образовалась радужная пленка, Дашка поправила круглые очки, придававшие ей весьма умный вид, направила на меня свой острый нос, которым, несмотря на все жалобы на его избыточность, втайне, кажется, гордилась, и спросила:
– Слушай, что-то тут не стыкуется с этим Крымовым. Если журналюга и бывшая жена устроили ему такую собачью радость два года назад, то чего он ждал все это время?
Я пожала плечами:
– Сначала все думали, что дело в автобиографическом романе Прошиной. Но похоже, что он о нем и понятия не имел. Так что убирать устроителей давнишнего скандала, чтобы он не разгорелся вновь, Крымов не мог, раз о романе не знал. Может, у него произошло это., как его.., обострение? Или как там у медиков это называется. То есть он тихонечко сходил с ума, а потом – бац! – совсем свихнулся, и его понесло.
– Подожди, давай договоримся, он псих или оборотень? – Дашка ожесточенно зашуровала по столу в поисках зажигалки.
– Наверное, и то и другое, – неуверенно сказала я. – Наверное, он оборотнем стал, когда сошел с ума. Надо у Даниеля с Себастьяном спросить, как оборотнями становятся. Я, честно говоря, никогда эту проблему не изучала.
– С ума он, судя по его неадекватному поведению, сходить давно уже начал. Так почему бы ему, вместо того чтобы жечь дверь Прошиной и кормить бильярдными шарами Глебовского, не порвать их сразу на портянки, и дело с концом.
– А ведь действительно, – сказала я. – Спасибо за хорошие мысли. Надо будет ангелам их потом подкинуть, если до них уже и так это не дошло. Они ведь знаешь какие умные?
– Ну, на то они и ангелы! Одно только меня удивляет.
