– Я хочу добыть себе имя. Дай мне такую возможность!
Зобатый поморщился.
– Имя не имя, ты все равно останешься таким, как был. Не лучше. А может, только хуже.
– Эйе, – вырвалось у Бека.
– Легко говорить тем, у кого оно есть, – разобиделся Дрофд, хмуро глядя в огонь.
– Ну если хочет человек биться, ты уж ему позволь, – вступилась Чудесница.
Зобатый удивленно поднял глаза. До него как будто дошло, что он находится где-то в другом месте, а не там, где ему думается. Тогда он оперся на локоть, один башмак выставив к огню.
– Что ж, ладно. Да и дюжина эта теперь твоя.
– Точно, моя, – подтвердила Чудесница, легонько пихнув его башмак своим. – Так что драться будут все.
Йон радушно хлопнул по плечу Дрофда, разрумяненного и несказанно довольного предвкушением славы. Чудесница, потянувшись, щелкнула пальцем по рукояти Меча Мечей.
– К тому же для имени особого оружия и не надо. Ты-то вон себе имя зубами добыл, так ведь, Зобатый?
– Перегрыз кому-то глотку, что ли? – восхитился Дрофд.
– Да не совсем.
Взор Зобатого затуманился давним воспоминанием; свет костра подчеркивал морщины в уголках глаз.
– В первом бою нам пришлось жарко, я оказался в самой гуще. Тогда, в ту пору, я был как одержимый. Хотелось быть героем. Жаждалось имени, славы. И вот мы потом сидим у кострища, и я прикидываю, какое же имя мне присвоят. Хотелось чего-то видного, боевого, – он поглядел из-под кустистых бровей, – вроде Красного Бека. И вот, пока Тридуба над этим раздумывал, я хватанул с кости мяса. С подпития не рассчитал, должно быть. Мне в горло впилась кость. С минуту я даже дышать не мог, все колошматили меня по спине. Наконец один парняга покрупней схватил меня вверх тормашками и встряхнул, лишь после этого кость вышла. Я потом пару дней разговаривать толком не мог. Вот Тридуба и прозвал меня Зобом, Зобатым. Все из-за того, что я себе в горло запихал.
– Шоглиг как раз и сказала, – затянул свое Жужело, – что мне мою участь явит… человек, что подавился костью.
– Повезло мне, – крякнул Зобатый. – Ох, я взбесился, когда получил такое имечко. А оказывается, Тридуба оказал мне услугу. Он по-своему усмирял мой нрав. Чтоб не нарывался.
– Похоже, сработало, – усмехнулся Хлад. – Ты же резак? Вначале отмеряешь, потом отрезаешь.
– Вот уж и впрямь резак, – отмахнулся Зобатый. – Только затупленный и глазомера нет.
Легкоступ вжикнул напоследок ножичком по точилу и взялся за следующий.
– А ты знаком с нашим последним пополнением, Хлад?
Он указал пальцем.
– Вот, Красный Бек.
– Видал, видал, – Хлад посмотрел через костер. – Вчера в Осрунге.
У Бека возникло безумное ощущение, что железным глазом Хлад видит его насквозь и знает, какой он лжец. Удивительно, как этого не разглядели другие, ведь у него, Бека, это клеймом на лбу выжжено. Спину кольнуло холодом, пришлось плотнее запахнуть заскорузлый от крови плащ.
– Да, ну и денек вчера был, – выдавил он.
– Ничего, сегодня будет еще один, – сказал Жужело, выпрямляясь во весь ростище; Меч Мечей он поднял высоко над головой. – Если повезет.
Просто еще один день
Кожа натянулась под пронзившей ее сталью, растрескалась иссушенной землей, шевелились ворсинки щетины, краснели нити жилок в уголках выпученных буркал. Зубы у Финри сжимались, и она все впихивала, впихивала, впихивала острие; цветные пятна лопались под веками. В голову лезла треклятая музыка. Та, что наигрывали скрипачи. Они наяривали до сих пор, все быстрее и быстрее. Боль эта тягомотина притупляла, как ей и говорили, а вот насчет заснуть под нее – дудки. Финри повернулась на другой бок, сжавшись калачиком под одеялами. Как будто можно вот так, перевернувшись, оставить день убийства на другой стороне кровати.
Свет свечей обрамлял дверь, просачивался в щели между досками. Как свет дня сквозь дверь промозглой комнаты, где их держали в плену. Коленями на полу, с нащупывающими узлы пальцами. Голоса. Приходят и уходят офицеры, разговаривают с отцом. О стратегии и снабжении. О цивилизованности. О том, кого из них желал бы Черный Доу.
Происшедшее мешалось с тем, что могло или должно было произойти. Вот Ищейка со своими северянами прибывает на час раньше и замечает дикарей прежде, чем они вышли из леса. Вот она узнает обо всем заранее и всех предупреждает, перед ней рассыпается в благодарностях лорд-губернатор Мид. Или капитан Хардрик приводит помощь, а не пропадает без вести, и кавалерия Союза успевает в самый решающий момент, как в книгах. Тогда она, Финри, возглавляет оборону и встает на баррикадах с поднятым мечом и в окровавленном нагруднике, как на пламенном полотне Монцкарро Муркатто о битве при Сладких Соснах, виденном ею однажды на стене в какой-то безвкусной лавке. Сплошь безумие. Ворочаясь, она это сознавала, прикидывая, не сошла ли с ума. Тем не менее фантазии не покидали.
Финри замечала что-то краем глаза, и вот она уже лежала на спине, а на живот ей нестерпимо давило колено, и грязная рука стискивала горло так, что невозможно дышать. И тогда ее волной окатывал липкий страх, которого она тогда даже не ощущала, и она откидывала одеяла и вскакивала, и безостановочно бродила по комнате, покусывая губу и притрагиваясь к проплешине на голове, и что-то бормотала, как умалишенная, а вокруг звучали голоса, все те же голоса.
Если б она была настойчивее с Черным Доу… Если бы напирала, требовала, то у нее получилось бы вызволить Ализ, вместо… В темноте раздавалось испуганное поскуливание, и ладонь Ализ выскользала у нее из руки, а сзади стукала дверь. Синяя щека вздувалась от напирающей изнутри стали, и Финри оголяла зубы и стонала, и хваталась за голову, и в мучении жмурила глаза.
– Фин.
– Гар.
Он склонялся над ней, голова в золотистом ореоле света. Она села, потирая лицо. Какое-то онемелое. Все равно что месить холодное тесто.
– Я принес свежую одежду.
– Благодарю.
До смешного формально. Будто с чужим дворецким.
– Извини, что разбудил.
– Я не спала.
Во рту все еще стоял странный привкус, точнее ощущение, будто язык разбух. В темноте по углам комнаты мелькали цветовые пятна.
– Я думал, мне следует зайти… до рассвета.
Снова пауза. Возможно, он ждал от нее каких-то слов – что она рада его видеть, – но все эти мелкие изъявления вежливости были ей ненавистны.
– Твой отец поставил меня командовать взятием моста в Осрунге.
Ну и что на это сказать: поздравляю? Умоляю, не надо? Будь осторожен? Не ходи? Оставайся здесь? Прошу-прошу?
– Ты пойдешь впереди?
В ее голосе звенели льдинки.
