– Ваши дети? По какому праву вы собираетесь их присвоить себе? Они ваши также, как и мои! И если вы думаете, что я готов быстренько собрать свои пожитки и убраться, оставив вас в этом доме, который я построил когда-то для себя, причем задолго до того, как вы в нем появились, то вы глубоко заблуждаетесь, мадам Тремэн! Вы не первая, насколько мне известно, не первая женщина, которой удалось уличить своего мужа в неверности, но вы воистину первая, кто хочет извлечь из этого такую выгоду… Если хотите, мы более подробно поговорим об этом, когда вы немножко успокоитесь. Например, завтра, а на сегодня – хватит. Извините меня, но я хочу спать, и я пойду спать в свою комнату!
Повернувшись к ней спиной, Гийом направился к двери, но она оказалась проворнее и бросилась к другой створке, закрыв собою ручку двери, к которой он уже протянул руку.– Нет! Вы не уйдете! Если вы немедленно не уберетесь из этого дома, то завтра утром вы не найдете здесь ни меня ни детей…
– Вы, видимо, лишились рассудка! Вы забыли одну важную вещь: здесь хозяин – я, и я могу приказать вам жить здесь со всей вашей семьей, включая и меня самого.
– Подумать только! Пожалуй, вы слишком плохо меня знаете… Клянусь честью, если вы остаетесь, то ни я, ни дети не увидим восхода солнца. По крайней мере живыми.
Он вскрикнул от ужаса и, схватив ее за запястье, поволок к двери и прислонил к створке. Его рука поднялась, готовая ударить.
– С собой вы можете делать все что угодно, но если вы посмеете коснуться моих детей…
Она засмеялась безумным смехом, который поверг в трепет Гийома и подействовал на него сильнее, чем ее угрозы.
– Вам не удастся убить меня во второй раз! Если вы все-таки решили остаться, вам придется следить за нами, за всеми троими, без перерыва, и днем, и ночью…
– Мне достаточно будет запереть только вас. Все остальные повинуются мне в этом доме…
– Ну, тогда придется следить за мной, и безостановочно. Иначе такой страшный скандал разразится в этих местах, который не помилует никого! И когда-нибудь придет день, когда моя месть наконец осуществится. Лучше уходите. Это ваш единственный шанс сохранить мир в этом доме. Представьте себе, ведь я его тоже люблю!
– Очевидно, даже больше, чем собственных детей, потому что ради того, чтобы завладеть домом, вы готовы принести их в жертву. Но только подумайте, куда я должен идти, по-вашему, коль скоро вы меня выгоняете отсюда?
Агнес опять засмеялась, и смех ее был более страшен, чем минуту назад:
– Ну так поспешите! Иначе с ней может что-нибудь случиться. И не забудьте про ее отпрыска… Рука Гийома бессильно опустилась, но он не выпустил Агнес, его пальцы лежали на ее шее, такой тонкой, что они сомкнулись вокруг.
– Гадюка! Следовало бы вырвать твое жало…
И он тоже потерял рассудок, охваченный внезапным и яростным желанием истребить это создание. Сейчас Гийом даже не хотел вспоминать, что когда-то он любил ее, любил нежно и беззаветно.
– Эту женщину я любил давно, ты слышишь? И если ты оказалась на ее месте, то лишь потому, что я считал ее навеки потерянной.
Гийом стонал, он выл сейчас, не имея больше сил скрывать правду. Он даже не услышал, когда открылась дверь. Это был Потантен. Он вырвал из рук Гийома Агнес. Все еще находясь во власти ярости, Гийом, совершенно обескураженный, наблюдал, как нечто длинное и черное медленно сползает на ковер, как сброшенное платье. Потантен, уже стоя рядом с ней на коленях, внимательно ее рассматривал…
– Ну, сейчас вроде ничего страшного, – вздохнул он, – а вот недавно!..
– Я думал, ты никогда не подслушиваешь под дверью… – скривился Гийом.
– Я и не подслушивал, но ведь нужно быть глухим… Вы должны уехать…
– Как, и ты тоже?
– Ну, хотя бы на время. Я останусь, и вы будете здесь иметь и глаза, и уши, и преданное сердце. Я думаю, пройдет день, другой, и мне удастся ее урезонить. А в том состоянии, в котором она сейчас, она способна на что угодно… Ах, вы не видели ее недавно!..
Продолжая что-то говорить, он пошел искать уксус, чтобы смочить виски молодой женщине, и позвать на помощь служанку. Взгляд Гийома упал на брошенную рубашку:
– Ты знаешь, кто ей это дал?
– Ну кто бы вы хотели, чтобы это был? Разумеется, Адель Амель. Вы, наверно, забыли, она ведь всегда приезжает на время стирки, чтобы гладить белье. Сегодня днем здесь разыгралась ужасная сцена, после которой мне пришлось нести мадам Агнес на руках в ее комнату… Смотрите, она приходит в себя. Было бы лучше, чтобы она не увидела вас…
– Возможно, ты и прав. Я оседлаю Али и уеду. А домашним можешь сказать все, что захочешь…
– Можете положиться на меня, но сначала скажите, где мне вас можно будет разыскать?
Веки Агнес подрагивали, казалось, что сознание мало-помалу возвращается к ней и она вполне могла слышать их разговор. Из осторожности Гийом молча, но достаточно ясно указал Потантену направление на Овеньер. Разумеется, он собирался тут же отправиться туда, чтобы попытаться уберечь Мари-Дус и их сына от возможных ловушек, которые ревнивая Агнес могла им расставить, или по крайней мере уговорить их уехать подальше. Он наклонился и прошептал своему старому другу на ухо:
– Если я буду тебе нужен в ближайшие две недели, ты спроси у мадемуазель Леусуа, она тебе скажет… И еще, – сказал Гийом на этот раз более громким голосом, не боясь быть услышанным, – в этот час дети спят. Обними их завтра от моего имени и скажи Элизабет, что я уехал по делам, но скоро вернусь…
Раздался голос, еще слабый, но достаточно уверенный:
– Если вы осмелитесь появиться…
– Будьте уверены, я вернусь, но предварительно приму все необходимые меры, чтобы помешать вам сотворить зло. Потантен, эта женщина – ненормальная мать, способная на самое худшее ради того, чтобы утолить свою жажду неоправданной мести. Следи за ней хорошенько! – Затем, обращаясь к Агнес, которой мажордом помогал привстать, он сказал: – Я начинаю подозревать, что вы мне солгали, утверждая, что Рожэ де Нервиль не является вашим отцом. С некоторого времени вы все больше и больше становитесь на него похожей!
Быстро кивнув головой на прощание, он стремительно вышел из комнаты, не слушая сердитых возражений Агнес.
Твердым шагом он направился сначала в свой рабочий кабинет, чтобы взять там денег, затем – в конюшню, где, как он знал, всегда был наготове его дорожный чемодан. Там, отказавшись от помощи конюха, Гийом сам оседлал Али и, даже не бросив прощальный взгляд на дорогой его сердцу дом, где оставались те, кто был самым дорогим в его жизни – Элизабет и малышка Адам, пришпорил коня и ускакал, покинув Тринадцать Ветров…
Чувствуя под собой мощную спину чистокровного жеребца, скакавшего во весь опор, Гийом ощутил, что ярость, обида и злоба от оскорблений, нанесенных ему Агнес, понемногу утихают. Но он чувствовал себя бесконечно усталым, так как весь день накануне провел в разъездах верхом, к счастью, не на Али. Была уже глубокая ночь, и из мрачных туч, снующих по темному небу, начинал накрапывать дождь. Пригнувшись к шее своего коня, Тремэн скакал по лесистому склону холмов Ла Пернель, где ему была знакома каждая тропинка. Он направлялся к дремучему лесу, в котором густая растительность перемежалась с глубокими озерами. Этот лес был настолько широк, что распространялся почти до самых ворот Валони, огибая ее. Никогда прежде он не ощущал такого тесного единения со своим черным жеребцом, с которым он вступил, казалось, в сговор. Преследуемый угрызениями совести и подгоняемый тревогой в предчувствии того, что он сможет увидеть, прискакав на берега Олонды, Гийом вдруг почувствовал, или это показалось ему, что воздушный поток подхватил его и он летит сквозь ночную прохладу вместе с опавшими листьями, которые взлетают под копытами его неистового коня. Мало-помалу бешеная скачка и нескончаемый встречный поток ветра ослабили жар в его груди. Таким образом он и раньше усмирял свои страсти: бешеный галоп по полям и лесам облегчал его душу и просветлял разум. После этого он мог спокойно возвращаться домой.
