– Я не оставила ему выбора, предупредив, что ни я, ни дети, – мы не увидим рассвета, если он вознамерится остаться…
Роза вскрикнула с испугом и отвращением, и для Агнес это было яснее, чем долгие дискуссии. Взгляд зеленых глаз Розы изменился, став непривычно суровым, и голос прозвучал холодно и бесстрастно, когда она сказала, вздохнув:
– Подумать только, я столько сделала в свое время, чтобы он женился на тебе! А ты! Ты не только отобрала у него его дом, но и использовала при этом самый мерзкий шантаж, который только может быть…
– Он заслужил это! Ты забыла, он обманул меня.
– Я ничего не забыла, и в этом я не хочу его оправдывать. К сожалению, такова мужская натура: они не могут всю жизнь принадлежать только одной женщине. Они, по определению, – полигамны…
– Тебе легко так говорить со стороны, а если бы Феликс обзавелся любовницей?
– Феликс – моряк, и вполне может быть, что иногда в дальнем плавании при заходе в какой-нибудь порт он позволяет себе забыть, что женат. Я не хочу сказать, что мне приятно об этом думать, но, знаешь, я предпочитаю ничего об этом не знать… Впрочем, это не ты его выгнала. Эта ваша родственница – кузина-доносчица, которую он принимал у себя дома и которой давал приют, помогал, – она отблагодарила его за это таким подлым способом, предав его. Эта история с рубашечкой… – я нахожу ее странной…
– Но он же не отрицал… А что касается Адель, то она правильно сделала свой выбор. Она проявила дружеские чувства ко мне и хотела меня защитить…
– Дружеские чувства? Защитить? О чем ты говоришь! Благодаря ей твое семейное счастье разлетелось на тысячу кусочков! А ты потакаешь ей. Выходит, ты сама позволила ей все разрушить. Почему ты не обратилась ко мне, ты ведь знаешь, я всегда готова прийти к тебе на помощь.
В тот раз больше ничего де было сказана Розе так и не удалось разрушить стену, которую Агнес соорудила из смертельной обиды, ревности и злопамятства. Но когда перед Рождеством она узнала, что та самая Адель прочно обосновалась в Тринадцати Ветрах, она тут же села в коляску и поехала к подруге.
Исчезновение Гийома – к которому она очень тепло относилась, – происшедшее уже три месяца тому назад, вселяло тревогу и не располагало к бурному проявлению нежности при встрече. Осунувшееся личико Элизабет, бросившейся к ней на руки, как только она ступила на землю, вызвало у нее слезы и прилив священного гнева. Войдя в гостиную, она сразу заметила Адель, сидевшую в уголке, скромно потупив глаза и уткнувшись в вышивание. Впрочем, ее присутствие не помешало бывшей: мадемуазель де Монтандр громко оповестить, что она специально приехала для того, чтобы забрать свою крестницу на Рождество к себе, чтобы девочка смогла пожить спокойно.
Агнес поначалу воспротивилась, но лишь для виду. Отношения, которые установились между ней и Элизабет, становились все более натянутыми и труднопереносимыми, и это вынудило ее в конце концов признать, что девочка в большей степени является дочерью Гийома, а не ее. Она решила теперь целиком посвятить себя Адаму, который в свои восемь месяцев еще не задавал лишних вопросов. Тем не менее она спросила:
– Почему ты думаешь, что у тебя ей будет спокойнее, чем дома?
– Потому что я не принимаю у себя виновников ее страданий, потому что девочка в большей степени нуждается в компаньонах по совместным играм и в дружеском участии, чем в том, что ее окружает здесь. Ребенок не должен решать проблемы, которыми озабочены взрослые, его нельзя вмешивать во взрослые игры. Итак, можно я ее увезу?
– Ну, как хочешь, – устало согласилась Агнес, – в последнее время мне даже кажется, что она больше меня не любит…
– Она бы любила тебя, если бы ты не позволила встать между вами этой гадюке, которая бестактна настолько, что не потрудилась уйти, когда ты принимаешь подругу…
Адель вздрогнула, словно она уколола палец иголкой, подняла голову, посмотрела на супругу Феликса взглядом, полным мучительного недоумения, и сделала вид, что собирает свою работу:
– Прошу прощения у мадам баронессы, но я надеюсь, что она говорит не обо мне?
Зеленые глаза Розы загорелись огнем, и она сказала с презрением:
– А о ком же еще? Вы полагаете, что вы причинили недостаточно зла этому дому?
– Роза, я прошу тебя! – прервала Агнес.– Когда она в моем доме, я запрещаю всем, даже тебе, обижать кузину… Пойдем искать Элизабет и закончим на этом. Нужно сказать Белине, чтобы она собирала вещи. Разумеется, ее ты тоже возьмешь?
Мадам Тремэн была словно в лихорадке, когда она поспешно покидала гостиную, в которой Адель, казалось, поселилась навечно, Роза пожала плечами:
– Да, конечно. Она по крайней мере не вредная. Правда, она глупа как пробка, но зато у нее есть важное качество: она, как сторожевая собака, заранее предупреждает об опасности, а это всегда полезно, когда мой сын и твоя дочь собираются вместе.
В то время как гувернантка впопыхах готовилась к отъезду (возможность хотя бы некоторое время провести вне этого мрачного дома очень обрадовала ее), Роза вновь предприняла атаку:
– Как ты предполагаешь жить дальше, если твой супруг и в самом деле никогда не вернется?
– Я запретила ему появляться здесь и счастлива от того, что он следует моему желанию.– Ну, хватит, – взорвалась Роза, – я никогда не думала, что ты можешь быть настолько лицемерной. Как будто ты не знаешь, что Гийом исчез, что у тех, кто его любит, душа истекает кровью, что Потантен обыскал каждый уголок в округе, но с каждым днем надежды все меньше. Может быть, в эту минуту он уже мертв…
На одно лишь мгновение Роза увидала, как в серых глазах подруги промелькнуло глубочайшее страдание, но тут же обида и злоба заслонили его, и прекрасные губы промолвили:
– Ах! Если бы я могла быть в этом уверена!.. В таком случае он бы уже не смог больше меня истязать…
Сделав над собой усилие, чтобы прогнать отвращение, которое вызывала в ней эта маска чудовищного эгоизма, мадам де Варанвиль повернулась к столу, чтобы скрыть свои чувства, и заметила лежащую на нем книгу. Это были «Мемуары» Сен-Симона, отрывки которых впервые вышли в свет в 1788 году. Закладка обозначала место, где остановился Гийом, который читая эту книгу накануне своего отъезда. Рукой, одетой в перчатку, она погладила сафьяновый переплет, перелистала страницы.
Незначительный жест, но он позволил ей вновь обрести хладнокровие.
– Отличные слова! По крайней мере я бы тоже сказала так, если бы я была римлянкой. Откуда ты их взяла? У Корнеля или у Расина? Во всяком случае, я не думаю, что они исходят из твоего сердца. Хотя., может быть, ты в самом деле дочь «огненного» графа де Нервиля?
– Как?.. И ты?
Фраза, так похожая на ту, что ей бросил Гийом, уходя из столовой в тот вечер, поразила Агнес, но ее восклицание вызвало пренебрежительную улыбку подруги:
– Когда я сказала, что ты себя считаешь римлянкой? Да, полюбуйтесь – перед вами Цезарь!.. Но если хочешь, оставим литературу. Поговорим лучше о суровой реальности: ты подумала о будущем? Как ты считаешь, сколько времени ты сможешь содержать в порядке дела и заботиться, о доме, пока не вернулся Гийом, особенно в настоящее время?
