За годы своих странствий Таф повидал чудеса науки и техники на Авалоне и Ньюхолме, Балдуре, Арахне и десятке других планет. Технические достижения, которые он увидел на Сатлэме, не уступали ни одному из этих миров. Уже сам орбитальный лифт был настоящим произведением искусства – говорят, такие сооружения строились в древности на Старой Земле до Катастрофы. На Ньюхолме когда-то построили такой лифт, но он рухнул во время войны, и Тафу нигде не приходилось видеть такого выдающегося творения рук человеческих, даже на Авалоне – там от строительства подобных лифтов отказались по соображениям экономии. Движущиеся тротуары, трубоходы, заводы – все было сделано по последнему слову техники и действовало прекрасно. Работало, похоже, даже правительство.
Таф три дня осматривал город, знакомился с его чудесами, а потом вернулся в свой маленький, тесный номер-люкс на семьдесят девятом этаже отеля-башни и вызвал хозяина отеля.
– Я хотел бы немедленно вернуться на свой корабль, – сказал он, сидя на краю узкой кушетки, которую он выдвинул из стены: стулья для него были слишком маленькими. Свои большие белые руки он уютно сложил на животе.
Хозяин гостиницы, маленький мужчина, вдвое ниже Тафа, похоже, растерялся.
– Я думал, вы пробудете еще десять дней, – сказал он.
– Правильно, – ответил Таф. – Но планам свойственно меняться. Я хочу вернуться на орбиту как можно скорее. Я был бы вам очень признателен, если бы вы поскорее покончили со всеми формальностями, сэр.
– Вы еще так много не видели!
– Да, конечно. Но того, что я видел, мне вполне достаточно.
– Вам не понравился Сатлэм?
– Его портит избыток жителей, – ответил Таф. – Можно назвать и еще ряд недостатков.
Он поднял длинный палец:
– Ужасная пища, большей частью синтетическая, безвкусная и неприятного вида. Кроме того, порции недостаточны. Осмелюсь упомянуть и о постоянном назойливом внимании большого количества репортеров. Я научился их узнавать по многофокусным камерам, которые они носят на лбу в виде третьего глаза. Может быть, вы заметили, что они прячутся у вас в вестибюле, сенсории и ресторане. По моим грубым подсчетам, их тут около двадцати.
– Ну, вы же знаменитость, – сказал хозяин. – Видная фигура. Весь Сатлэм хочет все о вас знать. Конечно, если вы не хотите давать интервью, репортеры не посмеют нарушить ваше уединение. Профессиональная этика…
– Соблюдается в точности, – закончил за него Таф. – Должен признать, они держатся на расстоянии. Тем не менее каждый вечер, когда я возвращаюсь в этот недостаточно вместительный номер и включаю программу новостей, я вижу, как я сам, собственной персоной, осматриваю город, жую безвкусную пищу и посещаю уборные. Сознаюсь, тщеславие – один из моих главных недостатков, но тем не менее удовольствие от такой славы быстро прошло. Кроме того, большинство снимают меня в крайне нелепом ракурсе, а юмор комментаторов граничит с оскорблением.
– Все это легко устранить, – сказал хозяин гостиницы. – Вам бы надо было раньше ко мне обратиться. Мы можем дать вам напрокат щиток уединения. Он закрепляется на поясе, и когда какой-нибудь репортер подходит ближе чем на двадцать метров, он блокирует его «третий глаз» и посылает сильный импульс головной боли.
– Но есть недостаток, который устранить нельзя, – бесстрастно продолжал Таф, – полное отсутствие животных.
– Вредителей? – испуганно переспросил хозяин. – Вам не нравится, что у нас нет вредителей?
– Не все животные вредители, – многозначительно заметил Таф. – Во многих мирах любовно сохраняют птиц, собак и других животных. Сам я люблю кошек. Истинно цивилизованный мир оставляет место для кошек, но сатлэмцы, похоже, не способны отличить их от грызунов или мотыля. Когда я договаривался о поездке сюда, Начальник порта Мьюн заверила меня, что ее бригада позаботится о моих кошках, и я положился на ее слово. Но если никто из сатлэмцев никогда не видел никаких животных, кроме человека, у меня есть все основания сомневаться в качестве этой заботы.
– У нас есть животные, – возразил хозяин. – В сельскохозяйственных зонах. Много животных – я видел записи.
– Не сомневаюсь, – сказал Таф. – Однако кошка и фильм о кошке – это совсем разные вещи, и требуют они разного обращения. Пленку можно хранить на полке. Кошек нельзя. Но это не главное. Как я уже упоминал, проблема не в качествах сатлэмцев, а в их количестве. Слишком много народа, сэр. Меня постоянно толкают. В ресторанах столы стоят слишком близко друг к другу, стулья малы для меня, а иногда рядом садятся незнакомые люди и толкаются локтями. Сиденья в театрах и сенсориях узкие и тесные. На тротуарах толпы, в вестибюлях толпы, в трубоходах толпы – везде полно людей, которые трутся о меня без моего на то согласия.
Хозяин изобразил на лице слащавую профессиональную улыбку.
– О, человеческое племя! – сказал он, вдруг обретя красноречие. – Слава Сатлэма! Массы народа, море лиц, бесконечные процессии, драма жизни! Ничто так не придает бодрости, как ощущение плеча своего собрата!
– Возможно, – бесстрастно отозвался Хэвиланд Таф. – Однако я взбодрился уже достаточно. Кстати, позвольте заметить, что средний сатлэмец не достает мне до плеча и поэтому рад коснуться моих рук, ног или живота.
Улыбка исчезла с лица хозяина.
– У вас неверный подход, сэр. Чтобы как следует оценить наш мир, вы должны научиться видеть его глазами сатлэмцев.
– Я не собираюсь ползать на четвереньках, – сказал Хэвиланд Таф.
– Вы случайно не сторонник антижизни?
– Ни в коей мере, – ответил Таф. – Жизнь для меня всегда предпочтительнее, нежели ее противоположность. Однако я знаю по своему опыту, что все хорошее имеет свою оборотную сторону и ничего нельзя доводить до крайности, до абсурда. Мне кажется, на Сатлэме именно это и делают.
Он поднял руку, чтобы хозяин его не перебивал.
– Если говорить конкретнее, у меня возникло что-то вроде антипатии, несомненно, поспешной и необоснованной по отношению к отдельным, так сказать, представителям жизни на Сатлэме, с которыми я случайно столкнулся. Некоторые из них открыто выражали враждебность, награждая меня эпитетами, явно имеющими отношение к моим размерам и массе.
– Ну, – сказал хозяин, краснея, – мне очень жаль, но вы… гм… мужчина крупный, а на Сатлэме… гм… не принято иметь лишний вес.
– Вес, сэр, это всего лишь функция гравитации и, следовательно, величина переменная. Кроме того, я не признаю за вами права судить о том, лишний у меня вес или нормальный, поскольку это критерий субъективный. Эстетические взгляды в разных мирах не одинаковы, так же как и генотипы, и наследственная предрасположенность. Я вполне доволен своей нынешней массой, сэр. Но вернемся к делу. Я хочу немедленно покинуть вашу гостиницу.
– Очень хорошо, – ответил хозяин. – Завтра утром я закажу вам место на первом же трубоходе.
– Это меня не устраивает. Я хочу уехать немедленно. Я изучил расписание и знаю, что один трубоход отходит через три стандарт-часа.
