– Я это знаю. И надеюсь, что слова, произнесенные сегодня вечером, какими бы горькими они ни показались, в конечном счете положительно скажутся на политике и на жизни общества на Сатлэме. Может быть, Крегор Блэксон и его коллеги-технократы поймут, что Тафов Расцвет или, как вы его когда-то называли, «чудо хлебов и рыб», может принести спасение только на время. Может быть, с этого дня политика и взгляды людей начнут меняться. Может быть, на следующих выборах победит ваша фракция «нулевиков».
Толли Мьюн нахмурилась.
– Ну, уж это вряд ли, вы-то должны знать. И даже если «нулевики» победят, встанет вопрос: что же мы можем сделать, черт возьми?! – Она наклонилась вперед. – Будем ли мы иметь право ввести обязательный контроль за рождаемостью? Интересно. Впрочем, вас это не касается. Это я к тому, что у вас нет монополии на правду. Любой из «нулевиков» мог бы выступить не хуже. Черт возьми, да половина технократов знают, как обстоят дела. Крег не дурак. Бедняга Джозен тоже им не был. Это право дала вам власть, Таф. Власть «Ковчега». Сознание того, что вы можете лишить нас помощи, словом, сделать все, что вам заблагорассудится.
– Несомненно, так, – сказал Таф, моргнув. – Не могу не согласиться с вами. Печальная историческая истина состоит в том, что неразумные массы всегда следуют за сильными, а не за мудрыми.
– А вы кто, Таф?
– Я – всего лишь скромный…
– Да, да, – перебила она, – я знаю, скромный экоинженер, черт побери. Скромный экоинженер, который взялся играть роль пророка. Скромный экоинженер, который был на Сатлэме всего два раза в жизни, в общей сложности дней сто, и все же считает, что он вправе свергать наше правительство, позорить нашу религию, поучать сорок миллиардов не знакомых ему людей, сколько детей они должны иметь. Мой народ, может быть, глуп, может быть, недальновиден, может быть, даже слеп, но все-таки это мой народ, Таф. И я не могу сказать, что я целиком и полностью одобряю то, что вы приехали сюда и пытаетесь переделать нас в соответствии со своими собственными просвещенными идеями.
– Я отклоняю это обвинение, мадам. Каких бы норм ни придерживался я лично, я не пытаюсь навязать их Сатлэму. Я лишь взял на себя труд пролить свет на некоторые вещи, рассказать вашему населению о некоторых жестоких слагаемых реальности, которые в сумме всегда дают катастрофу. И эту катастрофу не могут отменить ни вера, ни молитвы, ни романтические мелодрамы.
– Вам же платят… – начала было Толли Мьюн.
– Недостаточно, – перебил ее Таф.
Она против воли улыбнулась.
– Вам же платят за экоинженерию, Таф, а не за религиозные или политические поучения. Не делайте того, о чем вас не просят.
– Начальник порта, – продолжал Таф, – пожалуйста, подумайте над тем, что означает слово «экология». Экосистему можно сравнить, скажем, с огромной биологической машиной. Если развить эту аналогию, то человечество следует рассматривать как часть этой машины. Безусловно, важную – двигатель, к примеру, – но ни в коем случае нельзя рассматривать эту часть отдельно от всего механизма, как часто это делают. Следовательно, когда кто-нибудь вроде меня переделывает экологическую систему, он по необходимости должен переделать и людей, которые в ней живут.
– Теперь вы меня просто пугаете, Таф. Вы слишком долго жили один на корабле.
– Я не разделяю этого мнения, – сказал Таф.
– Но ведь люди – не какие-то старые детали, которые можно перекалибровать.
– Да, люди гораздо сложнее и неподатливее, чем простые механические, электронные или биохимические компоненты, – согласился Таф.
– Я не это имела в виду.
– С сатлэмцами особенно сложно, – перебил Таф.
Толли Мьюн покачала головой.
– Вспомните, что я говорила, Таф. Власть разлагает.
– Несомненно, так, – сказал он. На этот раз она не поняла, что значила эта его реплика. Непохоже было, что он с ней согласился.
Хэвиланд Таф поднялся.
– Мне недолго осталось у вас гостить, – сказал он. – Сейчас, в этот момент, временной деформатор «Ковчега» ускоряет рост организмов в чанах для клонирования. «Василиск» и «Монитор» готовы доставить их сюда, если, конечно, Крегор Блэксон или его преемник решатся принять мои рекомендации. Думаю, что через десять дней Сатлэм получит своих мясных зверей, джерсейские стручки, ороро и все остальное. И тогда я уеду, Начальник порта Мьюн.
– Мой звездный возлюбленный снова меня бросит, – раздраженно проворчала Толли Мьюн. – Кажется, мне придется сочинить новый сюжет нашего романа.
Таф посмотрел на Дакса, снова поднял глаза и моргнул.
– По-моему, я оказал большую услугу Сатлэму, – сказал он. – Я прошу прощения за то, что причинил вам боль. Я этого не хотел. Позвольте мне хоть немного загладить вину.
Толли Мьюн подняла голову и вгляделась в его глаза.
– Как же вы собираетесь это сделать, Таф?
– Преподнести вам маленький подарок, – ответил Таф. – Когда мы были на «Ковчеге», я не мог не заметить, как вы привязались к котятам, и эта привязанность не осталась безответной. Я хотел бы подарить вам двух из моих кошек – в знак моего уважения.
Толли Мьюн фыркнула.
– Надеетесь, что, когда офицеры безопасности придут меня арестовывать, они застынут от ужаса? Нет, Таф. Я ценю это предложение, и оно правда очень соблазнительно, но вы же помните, вредители на «паутине» запрещены. Я не смогу их у себя держать.
– Как Начальник сатлэмского порта вы могли бы изменить правила.
– Все это будет выглядеть очень здорово: сторонница антижизни к тому же взяточница. Представляю, какая после всего этого у меня будет репутация. И что будет, когда меня снимут?
– Я нисколько не сомневаюсь в вашей способности пережить эту политическую бурю, как вы пережили прошлую, – сказал Таф.
Толли Мьюн хрипло рассмеялась.
– Спасибо, но я правда не смогу.
Хэвиланд Таф замолчал, ничем не выдавая своих мыслей. Наконец он поднял палец.
– Я нашел решение, – сказал он. – В придачу к двум котятам я дам вам звездолет. Как вам известно, у меня их в избытке. Вы можете держать котят в нем, формально – вне юрисдикции сатлэмского порта. Я могу даже оставить для них еды на пять лет, чтобы никто не мог сказать, что вы отдаете так называемым «вредителям» калории, так необходимые голодающим людям. А чтобы укрепить свою подмоченную репутацию, вы можете сказать репортерам, что эти две кошки – заложницы, из-за которых через пять лет я должен вернуться на Сатлэм.
На простом лице Толли Мьюн проступила лукавая улыбка.
– Черт возьми, это, может, и сработает. Против этого я, пожалуй, не устою. Звездолет в придачу, вы говорите?
– Несомненно, так.
Она ухмыльнулась.
– Звучит уж очень соблазнительно. Хорошо. Так какие же кошки?
