— Ты по-прежнему неравнодушен.
Почти приглашение.
— И мы могли бы заключить союз… ты бы помог исправить ошибку, которая случилась по твоей же вине. А я… я бы тоже что-нибудь для тебя сделала.
Рука касается бедра и на бедре же остается, но медленно скользит вверх.
— Ты меня хочешь.
— Конечно, — глупо отрицать очевидное. — Ты красивая женщина. И я с превеликим удовольствием отымел бы тебя еще раз. Или два. Или как получится, но видишь ли, есть один… нюанс. От таких как ты всегда есть риск подцепить что-нибудь нехорошее. А у меня сейчас здоровье слабое. Дядя беречься велел.
От пощечины Урфин увернулся и руку перехватил, сжал крепко, позволяя ощутить силу.
— Пожалеешь, — леди Лоу продолжала улыбаться и смотрела прямо в глаза. — Мне еще не отказывали.
— Неужели? А мне показалось, что я и здесь не первый.
— Не хотелось бы тебя разочаровать, но ты нигде не первый. Или ты думаешь, что одна женщина чем-то лучше другой? Не будь таким наивным. Мы все умеем притворяться…
Он не стал уклоняться от поцелуя. Нежного, по-девичьи робкого.
Ядовитого.
— Радость моя, — Урфин вытер губы, — Ты никогда не думала о том, что будет с тобой, если ты перестанешь быть такой… красивой.
— Угрожаешь?
— Нет. Просто с женщинами, вроде тебя, порой случаются… всякие неприятности.
— Какие же?
— Сифилис… красная рожа… это когда кожа шелушиться начинает и облазить. Или вот серая гниль, от которой выпадают волосы, зубы, а внутренности превращаются в кисель. В городе сейчас настоящий рассадник болезней, а твои друзья далеко не все разборчивы в связях. Я волнуюсь.
— Как мило с твоей стороны, — леди Лоу вытащила из корсажа свернутые трубочкой листы. Тончайшая бумага, почти прозрачная, такую используют для снятия копий, и бледные чернила. Запах духов, пыльца золотой пудры. Красная ленточка. Она тщательно готовила этот подарок, и принимать его — безумие. — Возьми. В благодарность за заботу… мне кажется, ты оценишь.
Письма. Копии. И самое разумное — отправить их в камин.
— Жаль, конечно, что остальные Гийом унес с собой. Там много интересного…
Леди Лоу махнула рукой, подзывая тень, которая с радостью кинулась к ногам подруги.
— Знаешь, — леди Лоу коснулась светлых волос тени, и та засияла от счастья. — Я никак не могу избавиться от мысли, что вот таким ты был бы удобнее в использовании… возможно, когда эта издохнет, я куплю себе мальчика. Светловолосого. Синеглазого…
Урфин все-таки сбежал. От этого смеха, от пустого взгляда тени, в котором не было ничего, кроме безграничной любви к одному-единственному человеку, от собственного страха.
Он врал, когда говорил, что не помнит кокона. Свет. Вспышка за вспышкой пробивается сквозь сомкнутые веки. И невозможно высчитать ритм. Урфин начинает, но сбивается. Гул, который нарастает, подавляя способность двигаться, чтобы оборваться в тишину, в звук, ощущаемый скорее разумом, чем ухом. Движение в неподвижном мире. И пространство безгранично расширяется… нет больше ни верха, ни низа.
Ничего. Включая, самого Урфина.
И писем. С первых слов становится ясно, чьи они.
У девочки аккуратный почерк. Буква к букве. Строка к строке.
Не стоит читать чужие письма, особенно такие… нежные. И по-девичьи глупые. Бестолковые, как она сама.
…я умоляю Вас забыть мое имя…
…и более никогда не беспокоить меня, если в Вашем сердце есть…
У Гийома нет сердца.
И писем других не существует. Скорее всего. Имейся у Лоу что-то посерьезней, она бы не отказала себе в удовольствии поделиться. А если так, то… что делать? Потребовать объяснений? Или забыть? Забыть не получится, а притвориться можно. Хотя бы попробовать.
Решить на месте.
Урфин вошел без стука, нарушая очередное правило, но к проклятым мирам все правила.
Тисса стояла в полоборота, в шали из желтого шелка поверх сорочки. Руки подняты. Поддерживает копну волос, смотрит в зеркало, не замечая Урфина. У ног ее — смуглый парень, которого тотчас захотелось убить просто за то, что он здесь и сидит.
— …а талию предлагаю сделать чуть более завышенной. И не следует бояться декольте…
…всего-навсего портной.
Изольда его рекомендовала.
Но Урфин не предполагал, что этот портной настолько молод.
— Здесь… — если бы парень коснулся Тиссы не деревянной палочкой, но рукой, Урфин бы эту руку сломал. — …пустим атласную ленту. Сзади — три складочки и небольшой шлейф, который можно украсить…
— Шлейф, — Урфин понял, что еще немного, и он все-таки потеряет контроль над собой. — Шлейф — это хорошо…
Тисса обернулась. И ее взгляд, ее улыбка развеяли наваждение.
Письма… это глупость, повторения которой Урфин не допустит. А Гийом в любом случае не жилец.
— Мы… закончили? — спросила она.
— Да, леди, — портной, поднявшись с колен, поклонился. — Но вы все-таки подумайте хорошо. Отказаться вы всегда успеете, а вот сшить бальное платье за несколько дней будет сложно…
Он ушел в спешке, забыв на ковре несколько булавок, белый лист с наброском и ленту.
Кажется, испугался.
И улыбка Тиссы тает. А в глазах появляется беспокойство.
Нельзя напугать ее еще больше. Спрячется. И будет снова вежливой, тихой, неживой.
— Что с вами?
— Ничего. Вспомнилось… неприятное.
— Не надо вспоминать неприятное, — она подошла и коснулась щеки. — У вас кровь идет.
Точно. Опять льется из носу, а Урфин и не заметил. Вид у него сейчас, наверняка, жалкий. Защитник… себя защитить не способен.
— Идемте. Вам надо прилечь, — Тисса, придерживая шелковую завесу — Урфину отчаянно хочется, чтобы тот съехал — второй берет его за руку. И вырываться, возражать нет желания.
Козетка для него тесновата, но если перекинуть ноги через гнутый бортик, то вполне терпимо.
— Запрокиньте голову, пожалуйста. Я сейчас.
Отсутствует она недолго и возвращается с миской холодной воды. Переоделась. И невольная мысль мелькает, что халат держится на одном пояске, который легко развязать. И девочка не станет сопротивляться. Она не поймет даже, что происходит, но… это подло.
Отжав хвост полотенца, Тисса пристраивает его на переносицу и пытается зажать пальцами, но силенок у нее маловато. И Урфин сам сдавливает нос. Она же вытирает кровь, осторожно, точно опасаясь причинить боль.
— Не испугалась? — голос гнусавый, отчего самому смешно становится.
— Нет. У папы тоже часто такое случалось. Ему много раз нос ломали. И сосуды стали слабыми. Лопались… мне не следовало оставаться наедине с… ним. Но позвать было некого…
