— Тогда уже будет поздно!
— Это не будет поздно, пока я остаюсь куриалом.
— Твои соотечественники могут убрать тебя, и дело с концом.
— Им это невыгодно до тех пор, пока я открыт для диалога и не затеваю вопиющей самодеятельности, способной создать для Земли реально серьёзные проблемы. Ну кого они смогут подсунуть в Курию вместо меня? Да никого!
— То Земля, то Терра — остановись уже на чём-то одном.
— Терра — это «земля» по-латыни. Наш язык науки. До французского, испанского и английского был чем-то вроде всеобщего языка.
— М-м… Поняла. Ладно, тебе виднее, в самом деле, ты лучше знаешь своих соотечественников. — И она на какое-то время оставила меня в покое.
Нелевер, невозмутимая уроженка пригородов Арранарха, служившая у меня в доме кем-то вроде горничной, уборщицы и официантки в случае наплыва гостей, подала чистую рубашку: шёлковую, чёрную. Под лазурную мантию куриала полагалось надевать всё чёрное, это меня удивляло, но почему бы и нет? Павел, которому опять предстояло сопровождать мою особу на заседание в качестве секретаря, с кислым видом стоял, держа в руках узорную цепь куриала. Наверняка это Нелевер его приставила к делу, не сам же он проявил инициативу.
Мы с ним взаимно друг другу не нравились, но терпеть приходилось опять же обоюдно. Я не поднимал вопроса о замене секретаря потому, что при всех своих недостатках Павел был просто-таки демонстративно честным человеком. В своих отчётах он ни разу не попытался хоть немножко извратить реальную картину и, пусть без особого удовольствия, всегда отстаивал мою позицию в отношении Курии и моё видение ситуации. А это сейчас было во много раз важнее чисто человеческой симпатии.
— Спасибо, — сказал я ему, принимая цепь. Нелевер, подождав, сама накинула мне на плечи мантию, хотя это не входило в её обязанности — у меня ведь имелся камердинер. Но я не мог не ценить её бесстрашие — ведь большинство монильцев продолжало бояться прикасаться ко мне. — Уже пора?
— Экипаж ждёт.
В Арранархе было жарковато, но в целом терпимо. Здания здесь строились с пониманием, и в особняке царила приятная прохлада. Я, привыкший к съёмным квартирам, трудностям быта, хлебнувший существования в демоническом мире, где вообще ничего не было приспособлено для человека, на житие в официозном особняке смотрел благосклонно. Да, приятнее мне было бы жить в своём доме в Воздвиженском, но и здесь нормально.
Какие тут были недостатки? Интерьеры действительно выглядели так, что в них трудно было представить себе уютную, необременительную жизнь. Всё вокруг пребывало в слишком уж идеальном порядке, который нельзя было нарушать. Да если намусорить — тут же рядом появляется прислуга, и вот уже всё по-прежнему. Строгая роскошная мебель выглядела потрясающе, при этом была неудобна в использовании, и одно вполне уравновешивало другое. Намазать себе бутерброд своими руками, налить чай в чашку без посторонней помощи — ни в коем случае! Слуги скончаются от шока.
Но с другой стороны — почему бы нет? Иногда можно и так пожить.
Можно поспать и на пышной, слишком короткой кровати, на которой нельзя позволить себе поваляться днём, потому что она каждое утро убирается руками Нелевер, искусно, как в музее. Можно сидеть на жёстких пафосных стульях с золотым шитьём на обивке и опасаться шаркнуть их ножками по драгоценному наборному паркету. И с отсутствием перекусов можно смириться: любая трапеза превращалась в церемонный обряд, в манипуляцию десятком прибором и поеданием крохотных порций кулинарных шедевров с антикварных фарфоровых тарелок. Для разнообразия можно и помучиться по-господски.
Зато какое наслаждение рассматривать отделку столешниц, резьбу на стенках и дверках шкафов, вышивки, кружевные вставки на покрывалах и занавесях, гобелены и великолепно украшенные деревянные своды комнат! Да и сама прислуга, нанятая по всем правилам и потому отлично ориентирующаяся в обстановке и протоколе, была частью этого произведения искусства.
Я любовался точными и плавными движениями Нелевер, когда она подавала мне завтрак или ужин, горделивыми и бесшумными шагами Йорвоэта, моего дворецкого, по совместительству камердинера, протягивавшего мантию столь безупречно, как, небось, и дипломаты свои грамоты не вручают… В общем, чтоб быть слугой такого уровня, нужно иметь и знания, и навыки, и отменный вкус. Такая прислуга — тоже знак статуса.
— Скажи им, что я выхожу.
— Хорошо. Следует ли ждать вас к ужину?
— Что-то я сильно в этом сомневаюсь. Всё будет зависеть от хода событий. Я сообщу, если решу переночевать где-нибудь в городе или в гостях, и мне не нужен будет завтрак.
— Благодарю.
Заседание было приурочено к какому-то из значимых праздников Мониля, в них я пока разбирался плохо. Так что нас ждала торжественная церемония, а вечером — празднества, наверное, даже пиршество. Даст бог, на фоне запланированного разудалого веселья хватит времени, чтоб обсудить дела — по традиции заседания Курии не должны были длиться дольше недели, предполагалось, что куриалы за это время способны решить все насущные вопросы. Подобная традиция была призвана гарантировать отдалённым провинциям Мониля более или менее бесперебойное присутствие своего правителя на «рабочем месте», то бишь на вверенных ему землях. Если он и уезжал на заседания, то скоро возвращался. А то, что куриалам трудно было уложиться в положенное время, обывателей мало волновало.
Я же успокаивал себя соображениями, что если Курия не поспеет всё решить сейчас, то скоро соберётся снова. Правда, мне это будет не очень удобно, я ведь должен успевать заниматься энергетической системой Мониля, обучением своих учеников и проблемами родного мира.
Арранарх был разукрашен на славу — немногим хуже, чем в тот день, когда я получил цепь и мантию куриала. Улицы были полны празднично разодетого народа, яблоку некуда упасть, но меня это волновало мало — мне ведь в любом случае зарезервировано место в первых рядах. Куриал я или не куриал? Экипаж очень быстро доставил меня на главную площадь, и здесь я встал среди самых молодых полноправных представителей местного парламента — не по возрасту, а по положению.
— Добрый день, — сказал мне Моранган, вставший рядом, по правую руку.
Он был наследником недавно скончавшегося правителя области Кадашта в Хастарете, сравнительно молодой провинции Мониля. В Курию ввели ещё его дядю, бездетного и потому передавшего власть племяннику. Парень был чуть старше меня, тоже новичок, и, может быть, поэтому охотно шёл на контакт.
Правда, все остальные куриалы тоже меня не игнорировали. Я был им любопытен — кому-то из-за своей «одержимости демоном», кому-то из-за происхождения, из-за того, что родился и жил в немагическом мире, а теперь представлял собой реальную чародейскую силу. Ну и, конечно, по чисто деловым причинам. Для своего соседа Земля, то бишь Терра, оставалась incognita, и это выражение нынче переживало среди моих соотечественников свою вторую молодость и второй этап популярности.
