Сейчас меня будут допрашивать. Вежливо. Мягко. Подробно.
И этому человеку, точнее не совсем, чтобы человеку, лучше не лгать.
— Для начала хочу сказать, что вы не пленница, не заложница, но гостья. Вы свободны в своих действиях в той мере, насколько это возможно.
— То есть я могу… уйти?
Куда? В открытое море?
— Можете. Мы с вами обсудим сложившуюся ситуацию, а потом вы примете решение. И я подчинюсь ему, даже если буду не согласен.
Наверное, следовало бы сказать спасибо, но меня пугала сама необходимость что-то решать. А Ллойд не спешил, позволяя мне свыкнуться с мыслью о том, что все опять изменилось.
— Единственный момент, — Ллойду подали доску с десятком крохотных склянок. — Если я услышу, что вам становится плохо, или что появилась угроза для вашего ребенка, я вынужден буду вмешаться. В эмоции. В физиологию. Во все, куда дотянусь. Поэтому заранее прошу у вас прощения.
Сняв крышки, Ллойд принялся колдовать над кувшинами. Он выбирал склянку, придирчиво разглядывал, снимал крышку, нюхал… выбирал кувшин… отсчитывал капли.
А я пыталась понять, рада ли тому, что этот человек настолько готов позаботиться обо мне.
Наверное.
Как-то до этой минуты я не думала о том, что могу потерять ребенка. А теперь вдруг подумала и испугалась, но тотчас успокоилась: этому не позволят случиться.
Что ж, как бы ни сложилось дальше, у меня есть ребенок… будет.
К этой мысли тоже придется привыкать.
Но первый вопрос все равно задаю я:
— Как вы появились на острове? И… что произошло?
Я ведь знаю, но все равно хочу услышать.
— Кайя передал координаты. И кое-что еще. Единственно, фантомы системы существуют только в ее границах, поэтому пришлось переписать. А почерк у меня неважный.
Бумагу он вытащил из кармана, сложенный вчетверо лист, мятый и в чернильных пятнах.
— Если хотите, я могу пересказать содержание.
Не хочу.
Я должна прочитать сама. Изящные формулировки, юридические аллюзии и метафоры крючкотворов, за которыми скрываются вещи простые и грязные.
…мой брак расторгнут по причине моего недостойного поведения и многочисленных повреждений, нанесенных Нашей бывшей Светлостью родовой чести Дохерти.
…с целью скорейшего восстановления оной заключен новый брак между Кайя Дохерти и Лоу де Монфор.
Долго вспоминаю, кто это такая, а потом… да, она же выходила замуж за Гийома. И теперь вот за Кайя. И думать об этом больно настолько, что холодная рука, которая ложится на затылок, воспринимается, как благо. Второй рукой Ллойд пытается отобрать бумагу, но я не отдаю.
Не дочитала.
Что такое де юре и де факто? И с условием появления наследника?
То и значит. Сделке не быть фиктивной.
От руки исходит умиротворяющее тепло.
…взамен мне гарантируют жизнь и свободу.
Более того, Кормак великодушно отказывается от всяких попыток причинить мне вред прямым или косвенным участием через членов семьи или наём третьих лиц. Взамен на аналогичную любезность со стороны Кайя…
В случае нарушения одной из сторон данных обязательств…
То есть, заказать эту пару не выйдет.
…стоп. Обязательства этим не исчерпываются. И получается, что…
— Да, Иза, если он не исполнит то, что пообещал, вы умрете, — голос Ллойда доносится издалека. Я еще не сплю, я способна думать, но… мне не хочется. — Книжники крайне серьезно относятся к обеспечению таких вот договоров.
И страх возвращается. Теперь я боюсь за двоих.
За троих.
Юго правильно сказал: мы оружие друг против друга.
— А если… у него не выйдет? — в этом тепле и говорить сложно.
— Выйдет. И думаю, что быстро. У системы есть средства, которые гарантируют женщине зачатие в течение одного-двух циклов. Правда, использовать их можно лишь на тех, кого не жаль. Будь ваш муж человеком, можно было бы обойтись и без его непосредственного участия. Но тут уж выбора особого нет.
Есть, но… я попыталась представить, что этот выбор приходится делать мне.
Сумела бы?
Да. Я бы не позволила ему умереть. Не важно, какой ценой. А потом что? Не знаю.
Хорошо быть гордым и непримиримым, когда обстоятельства располагают.
— Вот, выпейте, — Ллойд убрал руку — мне было страшно расставаться с теплом — и вложил в ладони глиняную чашку. Она имела закругленное дно, но не имела ручек. Мне придется выпить все, до капли. Наполнял Ллойд чашку из высокого кувшина с хитро изогнутым горлом. — И расскажите, что случилось.
— Сейчас или вообще?
— Ну… пожалуй, вообще. Начните с того, как вы здесь оказались. И пейте. Это травяной чай.
Ромашка. Мелисса. Что-то еще, чего я не могу распознать на вкус. Очередное проявление заботы. Тепло внешнее сменяется теплом внутренним.
А рассказывать…
…как-то оно само получилось.
Встреча в парке.
Договор.
Новый мир, который слишком странен, чтобы я поняла. Кайя… здесь я многое пропускаю — слишком уж личное — и Ллойд понимает.
Давно у меня не было столь внимательного слушателя. Начинаю подозревать, что в этом мире все-таки водятся психиатры. И нынешний сеанс весьма своевременен. Или это чай так действует? Но даже те вопросы, которые Ллойд задает, не вызывают возмущения вмешательством в личную жизнь, наверное потому, что она давно перестала быть личной.
И я говорю.
О болезни. Свадьбе. Покушениях. Листовках. О них обиднее всего, ведь там неправда.
О Совете и Кормаке с его не то ненавистью, не то амбициями.
Блоке.
Больнице, что вряд ли будет открыта в ближайшее время. Замковых порядках. Урфине. Тиссе.
Ингрид, которая мстила даже не людям — миру.
Побеге.
Выстреле.
Башне, казавшейся столь надежным убежищем. Шантаже и маге. Он был не мертвый, но уже и не живой. О замершем между ударами часов времени. Условии.
Карете…
…о том, что не знаю, как мне быть.
— Пейте чай, — Ллойд подает новый кувшин. — И не думайте о плохом. Вам это вредно.
О чем тогда думать?
— Где я ошиблась?
Ответит ли? Ллойд смотрит на море, гладкое, сизое, как голубиное крыло. Вдалеке виднеется берег, зябко кутающийся в сырые туманы. Но барк не спешит причаливать. Мы идем вдоль береговой линии, и если я что-то понимаю, уходим от границы.
