Вот манипуляторша.
Не больно ей. И не обидно даже. Но как упустить замечательный случай? У кроватки целых две няньки, и обе не обращают на деточку внимания, беседой они заняты.
— Прекрати, — прошу я, пытаясь успокоить себя же. — Мое время в вашем распоряжении.
Разговор… ну я ведь уже разговаривала его мысленно и не единожды. Во всех вариациях… и в любом случае, это лучше, чем дальше изматывать душу ожиданием.
С каждой неделей все хуже.
Сны вернулись. Или правильнее сказать, бессонница, исчезнувшая было после родов. Тогда, несмотря на нянек, я выматывалась настолько, что, стоило прилечь, просто отключалась. Теперь вот не понять — сплю или нет, иногда сплю и даже сны вижу, но проснувшись, словно выбираюсь из болота. Лежу, вспоминаю, что же видела, и не могу вспомнить.
Муторно.
Неспокойно.
Привычные дела, которые прежде занимали все время, больше не спасают. А я и объяснить не в состоянии, что же не так. Просто не так. Иначе быть должно, но как — не знаю!
Настька, рыжее счастье, спасение мое, рядом с ней становится легче.
Спасение, убедившись, что страданиям дитяти ноне должного внимания уделено не будет, замолкает и отворачивается, благо, в поле зрения оказывается погремушка — обмотанное кожей кольцо с серебряными колокольчиками. Колокольчики держались крепко, а кольцо было пригодно для погрыза, чем, собственно, Настьке и нравилось.
— Думаю, за час или два управимся, — сказал Ллойд, засовывая испачканный платок в рукав. — Только мне переодеться надо. Вам тоже. Гость будет… специфический.
Гость?
Сердце предательски екнуло. Нет, не стоит думать о несбыточном.
— Мне представляется, что вам будет интересно.
Если Ллойд так говорит, значит, интересно будет. И гадать о личности гостя, ради которого Его Светлость расстались с любимой домашней курткой, бесполезно.
— И да… — он наклонился и коснулся Настькиного конопатого носа. — С тобой пока Гарт побудет. Не возражаешь?
Женщина, у которой рот заткнут грызальным кольцом, в принципе на возражения не способна. А Гарта Настька обожала со всем пылом юной души, полагаю, оттого, что Гарт единственный позволял дергать себя за волосы и уши, совать пальцы в ноздри и вообще всячески поддерживал Настькино стремление познавать мир. Но в отличие от Настьки, я поняла, почему в детской останется именно Гарт. И что за гостя принимает Ллойд.
— Не стоит переживать, — Ллойд с привычной легкостью погасил мой страх. — Сил у него хватит. Да и… сомневаюсь, что инцидент получит продолжение.
Мне бы его спокойствие.
Но леди не имеет права демонстрировать слабость, тем более тому, кто способен использовать эту слабость против нее.
Зал Совета, и без того огромный, из-за обилия солнца и зеркал кажется вовсе безграничным. Он ослепляет, дезориентирует. Колонны-стволы, древовидные капители, тонкие ребра разгрузочных арок. Озерца синего неба в стеклянных рамах. Коридор и десятиметровые статуи почетным караулом. Под каменными взглядами геральдических чудовищ легко ощутить себя полным ничтожеством.
Охраны нет.
Лорду-протектору она не нужна, а гость… он появился здесь на собственный страх и риск.
Идет по коридору, стараясь смотреть прямо перед собой.
…чужак. Я слышу, как мир пытается выплюнуть его.
Пространство слишком большое и открытое, чтобы чувствовать себя спокойно. И чужак нервничает.
…невзрачный. Безопасный с виду, но это обман.
Его провели через самую дальнюю из дверей. И теперь ему предстоит пройти мимо колонн и статуй, мимо теней, которые кажутся куда более опасными, чем есть на самом деле. Пол отзывается на соприкосновение с подошвами его сапогов хрустальным звоном, и звук этот действует на нервы.
…мелкий. Суетливый. Не знает, как себя вести. То спешит, то вдруг едва ли не спотыкается, хватается за эфес бесполезной шпаги и выпускает ее в страхе, что этот жест будет расценен неверно. Он боится. Тех, кто прислал его. И нас тоже.
Останавливается у подножия лестницы.
Десять ступеней.
Постамент.
Сейчас здесь не два кресла, но три. Третье — для Гарта, но сейчас оно накрыто синим плащом с белым паладином. И знаком уважения за моей спиной подзабытое уже знамя.
Я рада видеть паладина, а гостя…
— Аш'шара Митхарди, полномочный посол Хаота, — зал Советов съедает его голос, лишая и этой опоры. Сложно сохранить уверенность в себе, когда собственная речь, громкая, почти на грани крика, тает до шепота. — Приветствую лорда-протектора, мормэра Ллойда Флавина.
— Поднимись, — Ллойд не счел нужным отвечать на приветствие.
Три ступеньки. Пауза. Ллойд молчит, и Митхарди забирается выше.
Он и вправду невзрачен, даже жалок в этом, наспех скроенном мундире с золотыми эполетами, которые раздражают его самого. Митхарди дергает плечом, и шнуры аксельбантов шевелятся, словно змеи. Медали, золотой чешуей укрывающие левую сторону груди, звенят.
Они послали того, кого не жалко.
— Ты маг?
— Нет… Ваша Светлость. Я законник.
— Законник — это хорошо. Мы уважаем закон. И чтим договор. В отличие от Хаота. Чего ты хочешь?
Он смотрит на нас и щурится. За постаментом — окно, и солнце сейчас расположено так, что свет идет сзади. Мне виден Митхарди неплохо, а вот ему, должно быть, глаза слепит.
— Я уполномочен от имени Большого Ковена выразить вам, как старшему протектору…
…не знала, что Ллойд старшим числится.
— …протест…
Митхарди замолчал, ожидая реакции, но ее не последовало. И глубоко вздохнув, он продолжил.
— …вызванный неправомочными и агрессивными действиями протекторов и в частности Кайя Дохерти против Ковена и мирных граждан Хаота.
Удивление я предпочла оставить при себе.
— Протектораты должны восстановить разрушенные директории. Выплатить компенсации семьям погибших и Ковену, а также применить меры высшей социальной защиты к Кайя Дохерти ввиду явной неадекватности последнего.
Что?! Я не ослышалась?
Они требуют смерти Кайя?! Обвиняют в неадекватности? И… и наверное, хорошо, что за эти два года я научилась сдерживать эмоции.
Закончив речь, Аш'шара Митхарди понурился, видимо, прикидывая, сколь долго еще проживет.
— Вы не договорили, — мягко упрекнул Ллойд. — Любой ультиматум основывается на выборе. Что будет, если протектораты откажутся выполнять условия Хаота?
— Хаот обратиться в высший суд.
Судя по тону, в действенность этой угрозы полномочный посол не верил. Он чувствовал себя именно тем, кем и был — расходным материалом, призванным проверить, насколько миролюбиво или, вернее сказать, не миролюбиво, настроены протекторы.
