Девочки бросились в погоню. За стаей было довольно легко проследить — испещренный следами лап снег выглядел так, будто по нему в поисках ларька с хот-догами пронеслась толпа бешеных футбольных фанатов. Собаки смяли все до одного растения на своем пути. Вскоре послышались тихие всхлипы; Рэйчел, ошалевшая от ужаса, висела на нижней ветке клена.
— Все нормально, Рэйч? — окликнула ее Элси.
— По-моему, они не вернутся, — высказала предположение Марта.
— Боже мой, — сказала Рэйчел, осторожно слезая с ветки. — Что это было?
— Табун собак, — сказала Элси.
— Вот-вот, — добавила Марта.
Рэйчел, оказавшись на земле, стряхнула с шинели мох. Лицо девочки и подол шинели были все в грязи. Рэйчел потянула носом.
— Это не дым?
И верно, Элси тоже почувствовала запах. Пахло догорающим костром — так, как пахнет поздней осенью в деревне. Дым, казалось, шел с той стороны, куда побежали собаки. Без единого слова девочки пошли на запах; он повел их по зарослям, изрядно помятым пробежавшей стаей. Подобравшись ближе к источнику, они начали замечать следы пребывания человека: некоторые деревья были повалены и распилены, у большой колоды лежали свежие дрова. А еще они услышали голоса — детские голоса. Девочки безмолвно поднялись на небольшой холмик и за ним обнаружили узкую долину, в которой приютился старомодный деревянный дом. Из трубы его тянулся белый дымок.
Девочки безмолвно поднялись на небольшой холмик и за ним обнаружили узкую долину, в которой приютился старомодный деревянный дом.
В большом саду перед домом суетились десятка полтора детей. Возраста все были разного, примерно от восьми до восемнадцати, и занимались самыми разнообразными делами: одни играли, другие хлопотали по хозяйству — развешивали белье на веревке, рубили дрова. Несколько человек пропалывали грядки с озимыми овощами. И только одно, заметили девочки, объединяло всех без исключения детей: в ухе у каждого висел желтый ярлычок.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Вода, вода, кругом вода… ледяная!
Видимо, в тот момент, когда Прю Маккил и Кертис Мельберг рухнули с оборвавшегося веревочного моста в бездонную глубину, им улыбнулась удача. Да не просто улыбнулась, а приобняла обоих и наградила долгим поцелуем в лоб, оставив влажный след от помады.
Склон на той стороне, где они упали, когда мост разорвался надвое, был не совсем отвесный; он шел с небольшим уклоном, который становился все более заметным по мере продвижения вниз. То есть дети скорее не упали, а очень быстро покатились.
Каллисте, которая рухнула с той же стороны, повезло меньше. Она сорвалась почти у самого центра моста, и к тому времени как долетела до склона, было уже поздно. Доказательство ее гибели бросилось в глаза Кертису, как только он очнулся, — примерно в десяти футах от того места, куда его швырнуло, он заметил ее безжизненное тело. В предсмертной агонии кицунэ приняла свою истинную форму — перед мальчиком лежала мертвая черная лиса.
Что же до крыса Септимуса, тут дело обстояло туманнее. Пока что Кертис не знал, удалось ли выжить еще кому-то, кроме него самого. Мальчик похлопал себя по щекам, чтобы убедиться, — ладони были мертвенно-бледные и все в царапинах, но ощущение его удовлетворило. Он определенно был жив.
— Прю? — прохрипел Кертис. Тьма вокруг была кромешная. Над головой виднелась тоненькая полоска света, похожая на след от самолета, но расстояние до поверхности казалось невообразимым. Способ, которым он сюда попал, хоть и оказался действенным, все-таки был далеко не из простых. Склон сработал как каменная горка, но в некоторых местах оставался почти отвесным, и пару раз за время падения Кертис был уверен, что вот-вот переломает все кости и погибнет весьма мучительной смертью. Преодолев последний из таких участков и не пожертвовав (судя по ощущениям) ни одной костью, мальчик упал на каменистый земляной выступ в глубине пропасти.
— Прю! Септимус! — крикнул он громче. Неподалеку послышался болезненный стон. Не тратя время на то, чтобы подняться (он все еще не был уверен, что не переломал себе конечности, и решил пока что не испытывать судьбу), мальчик пополз по узкому выступу в сторону звука, прочь от искореженного тела лисы. Добравшись до края, он позвал снова: — Прю! Это ты?
— Да, — ответила девочка. — Я.
В темноте ее было не разглядеть.
— Ты как?
— Кажется, что-то с ногой. Опять. С той же, что и в прошлый раз. — Под прошлым разом она имела в виду тот случай несколько месяцев назад, когда беркута, на котором она летела, подстрелили койоты. Кертис нахмурился.
— Очень больно? — спросил он.
Прю помолчала; Кертис решил, что она пробует наступить на больную ногу.
— Вроде ничего, — ответила она. — А Септимус с тобой?
Мальчик оглянулся по сторонам в непроницаемой тьме.
— Нет, — ответил он, а потом заорал: — СЕПТИМУС!
Ни звука. Кертис тихонько выругался, но тут же уверил себя, что крысы — животные легкие и ловкие. Может, Септимус удержался на веревке. Может, он в безопасности.
— Ты сам как? — спросила Прю.
— Кажется, цел. Другая лиса умерла. Разбилась.
— А Дарла?
— Не знаю. Я не заметил, что с ней случилось. — Он помедлил. — Нет, все-таки как же Септимус…
— Но ты сам точно не ушибся?
Кертис, собравшись с духом, стал проверять, какой урон падение могло нанести его суставам и мышцам. Каким-то чудом оказалось, что он не получил ни одной травмы, кроме нескольких синяков.
— Вроде бы все нормально.
В темноте раздался непонятный скрипучий звук. Шорох ткани. Снова стон. Звон застежки. Потом отчетливый скрежет спички о коробок, и вот внизу загорелся желтый огонек. Кертис заглянул за край выступа: Прю, стоя на коленях, поднесла спичку к маленькому фонарю — видно, достала из рюкзака. Подождала, пока загорится, затушила спичку и выкинула ее. Шарик света выхватил из темноты очертания склона.
— Где мы? — вырвалось у Кертиса. Свет фонарика едва проникал через густую тьму, но его было довольно, чтобы понять, что жизни им спасла пара торчащих из склона булыжников размером с дом. Их разделяло расстояние футов в десять, не больше. Провал здесь существенно сузился, и склоны оказались друг от друга примерно в пяти футах. Кертису пришло в голову, что они упали в какую-то боковую щель, и глубину ее определить никак невозможно. Одно ясно: наверх хода нет. Он сложил ладони рупором и снова крикнул:
