Позади нас возле складской стены стояло существо
неопределенного пола и возраста в грязной куртке из искусственного меха и
вязаной шерстяной шапочке, натянутой на сальные волосы.
– Женщины, проявите снисхождение, дайте на опохмел бывшему
передовику производства! – прошамкал бомж, приоткрыв рот, из которого
торчал единственный гнилой зуб.
– Дядя, видишь – не до тебя! – отмахнулась от него
Надежда. – Самим помощь требуется!
– Да мне бы совсем чуток… – протянул бомж. – Самую
малость! Душа горит, сил нет!
– Ну ладно, дядя, держи! – Надежда протянула ему две смятые
десятки. – Только вали отсюда, а то, видишь, менты понаехали, тебе тоже
может ненароком попасть… под горячую-то руку…
– Менты-то? – усмехнулся бомж, подхватив деньги грязной
скрюченной лапой. – Да разве ж я их боюсь? Я от них завсегда смоюсь! А вам
что, женщины, от ментов сбечь надо?
– Иди, иди, дядя! – отмахнулась Надежда. – Получил
свое и не мешай… нам и без тебя неприятностей хватает! Вон они, голубчики!
Сейчас начнется!
Действительно, дверцы милицейской машины распахнулись, и из
нее неторопливо выбрались трое коренастых мужчин в форме.
– Дак вы за мной идите, – прошамкал бомж.
С этими словами он развернулся и довольно шустро засеменил
вдоль складской стены.
Надежда с интересом следила за ним.
Дойдя почти до конца проулка, бомж оглянулся и отодвинул в
сторону валявшуюся на земле картонную коробку. Под ней оказался приоткрытый
люк. Бомж неожиданно легко поднял его крышку и прошамкал:
– Ну что, женщины, пойдете или будете ментов дожидаться?
Надежде не понадобилось повторять дважды: она вскочила и
бросилась вслед за бомжем, сделав мне призывный жест. Я оглянулась на ментов и
помчалась следом.
Бомж, как настоящий джентльмен, пропустил нас вперед,
спустился следом, осторожно прикрыл люк и напоследок, высунув в щель руку,
подтянул на прежнее место коробку, которая маскировала путь нашего отхода.
Мы спускались по металлическим ступенькам в темноту и
неизвестность. Бомж полз следом, непрерывно бормоча:
– И чего сегодня все как одна на этот склад тащутся? Сперва
та девонька, теперь вот вы… Я ведь ей говорил – не ходи туда, дочка, там
нехорошо! Там эти… привидения шастают! А только она разве меня послушала?
Вообще она некультурная какая-то, на опохмел бывшему передовику пожалела… Вот
вы, женщины, – другое дело, вы ко мне с пониманием подошли…
– А куда мы спускаемся? – поинтересовалась Надежда,
приостановившись, чтобы перевести дыхание. При этом она озабоченно принюхалась.
– Дак в эту… в самую канализацию! – сообщил бомж
жизнерадостным тоном.
– То-то я чувствую, запашок специфический!
– Самый что ни на есть натуральный! Коли обвыкнешься, так
оно даже ничего! Я вот, например, обвыкся, дак и вовсе его не замечаю. А вот
когда химией какой несет, горелой резиной, к примеру, или, извиняюсь, духами –
вот это я плохо переношу!
– Надо же, какой трепетный! – хмыкнула Надежда. –
Тонкое, ранимое создание!
– Это точно, – согласился бомж, – создание у меня
сильно ранимое. Меня в девяносто шестом году Валька-Хмырь горлышком от бутылки
поранил, так что с тех пор мое создание как есть ранимое. Главное дело, я же
сам эту бутылку купил, вино марки «Лизабелла», его угостил – и он же меня той
бутылкой поранил! Отечественная медицина героически боролась за мою жизнь в
лице доктора Левинсона из больницы номер двадцать пять и вырвала меня из рук
этой… как ее… смерти. Хотя доктор Левинсон и сомневался. Но мой организм
оказался на редкость крепким. Как у бывшего передовика. А насчет того, что тебе
тут фуняет, так ты не беспокойся, когда малость обвыкнешься, перестанешь
замечать…
– Да я как-то не собираюсь тут «обвыкаться», –
отозвалась Надежда. – Нам тут делать нечего, нам бы вот с девушкой теперь
наружу выбраться где-нибудь в безопасном месте…
– Насчет безопасного места – это я тебе навряд ли помогу,
самое безопасное место как раз тут и имеется, под землей. А там, в городе-то,
там только держись, там такой народ – так и норовят убить или поранить, как, к
примеру, Валька-Хмырь в девяносто шестом году, а то и вовсе ограбить… А ты, к
примеру, могла бы у меня остаться. Ты, как я погляжу, женщина самостоятельная,
из себя видная. А я тоже не всякий-разный. У меня здеся жилплощадь, почитай,
неограниченная – это раз, тепло круглый год – это во-вторых, и, с третьей
стороны, постоянный стабильный заработок в лице бутылок и прочего вторсырья…
– А что же ты тогда на опохмел у прохожих клянчишь? –
перебила его Надежда.
– Так что ж не клянчить, когда дают? – Бомж развел
руками. – Это ж у меня этот… бизнес такой! У меня бизнес психо…
психологический, я коли вижу, что человек с понятиями, так попрошу, а коли
видать, что жлоб, то и не обращаюсь. Хотя тоже ошибки бывают. Вот обратился
давеча к той девушке симпатичной, а она меня послала, хотя я и передовик
бывшего производства… Так какой же будет твой положительный ответ на мое
предложение?
– Да… – протянула Надежда. – Честно сказать, вы
меня огорошили… несколько неожиданное предложение. Можно мне его обдумать?
Вопрос серьезный, сами понимаете…
– Что ж, думай! – милостиво согласился бомж. –
Только ты того… не слишком с этим делом затягивай. У меня, понимаешь, тоже свои
планы имеются!
– Ну надо же, – Надежда повернулась ко мне,
улыбаясь, – можешь представить, это уже второе предложение руки и сердца
за последнюю неделю!
За таким увлекательным разговором мы прошли не меньше
километра по темному и грязному тоннелю. Бомж, как видно, знал его как свои
пять пальцев и вел нас к какой-то вполне определенной цели.
Наконец он замедлил шаги и проговорил:
– Вот она, квартирка моя отдельная! На данный момент
трехкомнатная, но в случае увеличения семьи вполне можно расширить, все, как
говорится, в наших силах…
Он чиркнул спичкой и зажег висящую на стене тоннеля
керосиновую лампу. При ее неровном чадящем свете мы увидели три составленные
рядком огромные картонные коробки, по-видимому, из-под телевизоров.
– Вот это – спальня, – горделиво указал бомж на одну из
коробок, дно которой было застелено обрезками поролона, поверх которых валялось
сложенное вдвое ватное одеяло.
– А вот это – столовая, – продолжил хозяин «квартиры»
экскурсию, показав на вторую коробку, где валялось несколько упаковок вермишели
быстрого приготовления, называемых в народе «бомж-пакетами», и еще какие-то
подозрительные продукты питания.
– А вот это – мой кабинет! – Он с гордостью
продемонстрировал третью коробку, в которой валялась груда потрепанных
глянцевых журналов и стопка рекламных листовок. – Бывает, долгими зимними
вечерами сижу в своем кабинете, журнальчики почитываю… – сообщил он
мечтательно.
