Особая ярость рождалась в душе Эржебеты при виде крестьянских девок. Толстые, задастые, они выглядели воплощением здоровья и безмятежности. Глядя в тупые краснощекие лица, слыша простой говор и грубый смех, графиня вспоминала сестер — изящных, прелестных, аристократичных. Им было столько же лет, сколько этим животным сейчас. Но эти, никчемные, топчут землю, Агата же с Каталиной гниют в ней.
И тогда казалось Эржебете, что эти — вот именно эти девки живут жизни, которые были отведены ее сестрам. Ее охватывал безудержный гнев, и руки сводило судорогой от желания бить — да так, чтобы кровавой пеной покрывалась тугая белая плоть.
Когда накатывало такое, графиня издавала злобный ведьмовской визг, вытягивала плетью одну из напуганных девок, резко разворачивалась и шла к лесу. Только там, в чаще, под густыми кронами, на нее снисходило спокойствие. Она могла часами слушать птичий гомон или наблюдать за юркими белками. Эржебету не пугали ни волки, ни рыси. Разве могли они сравниться с человеком в мерзости и злобе? И дикие животные обходили ее стороною, чувствуя в графине слишком опасного хищника.
Однажды, сбежав от охраны, Эржебета долго пробиралась сквозь переплетение ветвей и вдруг поняла, что заблудилась. Смеркалось, воздух густел, напитываясь сыростью, издали доносился волчий вой.
Графиня не испытывала страха перед ночным лесом. Скорее ее охватила досада — не хотелось ночевать на сыром мху. Она огляделась, пытаясь понять, в каком направлении находится замок. Вдруг взгляд уловил слабое мерцание за ветвями.
Гнилушки? Светляки? Или огонь? Эржебета осторожно выглянула из-за дерева и увидела поляну, на которой стояла старая полуразвалившаяся хижина. Перед крыльцом горел костер, на нем грелся, исходя приятными запахами, котелок.
На крыльце сидела женщина, помешивала варево длинной ложкой. Вокруг лежали кошки — множество черных кошек. Десять, а может, больше. Поджав под себя лапы, жмурясь, смотрели на огонь, и в глазах их плясали искорки.
Мольфарка,
[7]
поняла Эржебета. Только они живут в диких лесах Карпат, только им преданно служат черные кошки.
Женщина бросила короткий взгляд на дерево, за которым пряталась Эржебета, спокойно произнесла:
— Выходи.
Графиня шагнула на поляну. Женщина гибким движением поднялась, подошла к гостье, взглянула ей прямо в лицо.
Лесная жительница была немолода, но все еще красива. Густая грива волнистых, черных с серебряными нитями волос, зеленые глаза, смуглая кожа. Фигура женщины сохранила девичью стройность.
Увидев в лице Эржебеты что-то, понятное ей одной, мольфарка сказала:
— Ты Батори.
Графиня молча кивнула, вглядываясь в смутно знакомые черты и ощущая странное умиротворение. Она снова узнавала…
— Что ж, ты наконец пришла, — проговорила колдунья. — Я ждала тебя. Я Дарволия.
В замок Эржебета вернулась вместе с мольфаркой. Дарволия, к ужасу Оршоли, поселилась в комнатке возле покоев графини. Теперь по лестницам и залам Чахтице бродили черные кошки.
ГЛАВА 4
Владивосток, май 2012 года
Потолок был абсолютно белым, без единого пятнышка или трещинки. Гладкий, идеальный такой потолок. Я бездумно пялился на него, постепенно приходя в себя. Наконец сознание прояснилось достаточно, чтобы в мозгу забрезжили самые актуальные вопросы. Где я? И что вообще происходит?
Тут же за вопросами потянулись некоторые ответы. Я вспомнил драку с упырями, урода в костюме химзащиты, чертову «куклу» в образе ангелочка с гранатометом…
Выходило, я не где-нибудь, а в самом логове упырей. Странно, что со мной не расправились прямо на месте — обычно они с охотниками не церемонятся. Ведь, судя по нападениям в городе, киан-ши наплевали на перемирие.
Я осторожно пошевелился, ощутил, что руки скованы за спиной наручниками. Хорошо хоть на ноги кандалов не надели. Креста на шее, конечно, не было, как и оружия, и молитвенника — упыри позаботились о своей безопасности.
Сел, огляделся. Просторная комната была пустой — не считая кушетки, на которую меня кто-то заботливо уложил, да большого плоского монитора на кронштейне в углу под самым потолком.
Словно в ответ на мой взгляд, монитор озарился нежным голубоватым свечением. С экрана на меня глядел старый китаец — сухощавый, с тонкой, как древний пергамент, кожей. Узкие глаза смотрели из-под тяжелых век проницательно холодно, в зрачках то и дело вспыхивали желтоватые искорки. Гладко обритая голова китайца поблескивала отраженным светом, через плечо была перекинута тонкая косица, на груди лежала узкая и жидкая, но длинная борода. Старик был обряжен в серую мешковатую рубаху из грубого полотна. На плече его сидела замотанная в точно такую же ткань мартышка, мордочка которой неуловимо напоминала физиономию хозяина.
Старик растянул губы в подобии вежливой улыбки. Глаза при этом оставались ледяными. Обезьяна проделала то же самое, только вышло у нее более дружелюбно.
Я молча кивнул в ответ. Надо же, с чего бы такая честь? Меня удостоил аудиенцией сам мастер Чжан, глава клана киан-ши. Говорили, что даже подданные никогда не видели его в реальности, старик всегда связывался с ними через камеры.
— Рад видеть вас в моем доме, Иван, — раздалось из динамиков.
— Как поживают ваши нелюди? Кажется, штуки три мне все же удалось замочить? — Я постарался вложить в голос как можно больше презрения.
Мартышка заскакала на плече хозяина и разразилась гневными воплями, мастер Чжан повел себя более сдержанно:
— Несколько убитых членов клана — невысокая плата за визит столь дорогого гостя.
— Как это трогательно, — нагло ухмыльнулся я. — Правда, прежде чем пригласить в гости, меня едва не разделали из гранатомета. Недоносок в памперсах — ваша идея?
— Оформлением «кукол» занимается Чонг, у него богатая фантазия, — отмахнулся мастер Чжан. — И это был лишь отвлекающий маневр. Поверьте, Иван: будь нам нужно убрать вас, «кукла» не промахнулась бы.
В его словах имелся некоторый резон. С другой стороны, события последних дней доказывали, что киан-ши больше не настроены проявлять лояльность к РПЦ.
Я молчал, ожидая, что будет дальше. Мастер Чжан сразу перешел к сути:
— Вы в полной безопасности. Мои слуги привезли вас сюда… скажем, для деловых переговоров. Сразу же после них вас отпустят.
Дело принимало интересный оборот. Только веры упырям у меня не было ни на грош. В данном случае ни на юань.
— Хочу поговорить с вами по поводу происшествий в городе…
— А чего о них говорить? Это война.
— Мы не заинтересованы в войне, Иван.
— Тогда не следовало ее начинать.
Глава клана сложил руки перед собой, соединил кончики пальцев, поднес ко лбу, словно пытаясь сосредоточиться. Мартышка сделала то же самое.
