Нет, не нужен ей никто другой. Видно, так и придется мучиться одной до самой смерти. А там уж намилуется с Ференцем. И увидит наконец любезных Урсулу с Миклошем, попросит у них прощения за то, что не уберегла…
Дьёрдь писал иногда добрые, полные заботы письма. Спрашивал, как дела, не нужна ли помощь, просил быть осторожнее, рассказывал новости, напоминал о своих чувствах. Изредка наезжал в Чахтице, обедал с Эржебетой, развлекал разговором. Был нежен, предупредителен, больше не позволял себе резкостей. Она привыкла к нему, привыкла считать другом, поверять все свои радости и горести. Только вот радостей что-то не случалось в последние годы. А горести Дьёрдь помогал перенести — утешал ласковыми словами, гладил руку, когда она, вспомнив свои потери, оплакивала Ференца с Урсулой. И каждый раз, расставаясь с графиней, напоминал ей о своем предложении.
Эржебета каждый раз отвечала, что подумает. Хотя необходимость в защите Турзо отпала. Не зря графиня поддерживала восстание Иштвана Бочкаи. В Венгрии воцарился такой беспорядок, что это напугало братьев Рудольфа. Эрцгерцоги Матиас и Максимилиан устроили заговор, добились того, что Рудольф в семье был признан душевнобольным.
Императора отстранили от власти, регентом стал Матиас, который хоть и не любил евангелистов, но умел относиться к ним спокойно. Год назад он подписал Венский мир, признал Трансильванию самостоятельным княжеством, а Бочкаи — его князем. Восстание завершилось, евангелисты вздохнули спокойнее. Правда, многие магнатские семьи к тому времени оказались на грани разорения. Вот и Зриньи с Хоммонаи никак не могли оправиться после преследований. Дела их были расстроены.
Надашди-Батори вышли из заварухи без потерь. Эржебета по-прежнему была богата, сохранила все замки и деревни. И это тоже людская молва ставила в вину, объясняя колдовством чахтицкой госпожи…
Эржебета сделала над собой усилие, поднялась с кровати. В последнее время здоровье ее стало хуже, снова вернулась болезнь крови. Даже лечение Дарволии плохо помогало.
Графиня подошла к зеркалу, вгляделась. Нет морщин, и кожа до сих пор бела. А вот скорбные складочки вокруг губ залегли, и виски становятся впалыми. Старость? Или игра теней?
— Езжай в Пиштян, госпожа, — проскрипели за спиной.
Эржебета обернулась. У дверей стояла Дарволия. Мольфарка совсем одряхлела в последнее время. Почти ослепла, едва передвигала ноги, часто заходилась в кашле. Но продолжала следить за здоровьем обожаемой госпожи.
— Езжай в Пиштян, — повторила она. — На целебные воды, на грязи. Они успокаивают. Лечи душу, госпожа. От больной души и тело болеет.
— А ты как же, Дарволия? — Графине не хотелось оставлять немощную старуху.
— Я подожду, госпожа, — беззубо улыбнулась колдунья. — Не бойся, не помру, пока не вернешься.
— Решено! Я оставлю с тобой Йо Илону и Фицко. Они крепкие, сильные, они помогут тебе, защитят.
Эржебета принялась собираться в замок Пиштян, возле которого били целебные источники.
Замок Пиштян, август 1606 года от Рождества Христова
Замок, недавно построенный, светлый, уютный, стоял на правом берегу реки Ваг. Сюда Эржебета приезжала каждую раннюю осень. На левом берегу, прямо напротив замка, посреди леса били горячие источники, размягчали черную землю, разлагали корни растений, превращали в густую грязь, которая обладала удивительными лечебными свойствами.
Графиня ехала с сыном, их сопровождала верная Дорка, отряд гайдуков, целая свита служанок, среди которых были и Агнешка с Пирошкою.
Эржебета выбралась из брички, прошлась, разминая затекшие ноги. Перед замком выстроились местные кухарки, лакеи, кучера. В Пиштяне все было готово для приема госпожи и гостей, буде ей захочется кого-нибудь пригласить.
Графиня прошла по замку, осмотрела все комнаты, осталась довольна. Вообще, она пребывала в удивительно ровном, спокойном настроении.
— Что ж, Дорка, скажи, пусть Пала устроят как следует. Еще пускай несут вещи в мои покои да раскладывают. Потом зови девок, переодеваться. Поедем на грязи.
Старшая служанка выбежала, по замку разнесся ее звонкий голос, отдающий распоряжения.
Вскоре Эржебета, наряженная в легкое платье, уселась в бричку. Экипаж переехал через мост. Графиня вышла, направилась к ширме, которую заранее установили для нее на лесной лужайке. Над ширмою возвышался зонт, оберегавший белую кожу госпожи от солнца.
Дорка помогла расшнуровать корсаж, снять платье и белье. Эржебета, нагая, на мгновение застыла под зонтом, наслаждаясь ласковым прикосновением теплого влажного воздуха.
— Госпожа прекрасна, — проговорила верная служанка. — Как фея Делибаб.
— Только где мой возлюбленный ветер? — вздохнула Эржебета.
— Ничего, госпожа еще молода, еще встретит свое счастье, — сказала Дорка и посмотрела искоса: не перестаралась ли с лестью.
Такие дерзкие слова прощались только ей. За долгие годы службы Дорка стала графине почти подругою. Но только почти…
Эржебета водрузила на голову тугой чепец, защищающий волосы, и медленно вошла в теплую, издающую слабое, едва заметное зловоние грязь. Погрузилась до шеи, замерла, впитывая целительное тепло гниения, силу земли, мысленно прося природу подарить молодость, вернуть здоровье. Дорка задернула вокруг госпожи ширму, чтобы ничей нескромный взгляд не потревожил покой графини.
Она долго пробыла в грязевом озере, пока не почувствовала, что кожа сделалась мягкой. Вышла и встала под горячий источник, смывая черный налет. Тело освобождалось, наливалось силой, изнутри словно покалывало иголочками. Эржебета чувствовала себя молодой и здоровой.
— Ты гляди, гляди, какая она, — шепнула Агнешка. — Кожа-то аж светится… Уж пять десятков скоро, а все как девка…
Бабы стояли в стороне, Дорка поручила им держать вещи графини, чтобы не помялись.
— А титьки-то какие! — дивилась Пирошка, с грустью вспоминая, как обвисла ее плоть. — Торчат, как у молодой. И зад тоже пышный…
— Все от крови, — насупилась Агнешка. — Не завидуй, Пироша. Чужая это молодость, краденая. И отвечать за нее графиньке перед Господом, гореть в аду. А честные люди, как мы с тобой, за свои страдания в раю окажутся, будут век в блаженстве.
Пирошка вздохнула тайком. Вряд ли Господь вернет ей молодую грудь и задницу. А блаженствовать с дряблыми не особенно хотелось.
Посвежевшая, чистая, расслабленная, Эржебета вернулась в замок, предвкушая сытный обед.
— К вам гонец, госпожа, — доложил у ворот гайдук.
Вести были от старших дочерей. Анна с Катериной сообщали в письме, что соскучились и тоже приедут в Пиштян с мужьями — повидаться с матерью, а заодно и подлечиться. Из письма выходило, что, скорее всего, уже к вечеру дочки будут в Пиштяне.
От благостного настроения не осталось и следа. Эржебета заметалась по двору, отрывисто шепча, словно спорила сама с собою:
