– Ладно, я домой, – сказал, остановившись возле собственного дома, Павел. – Завтра с утреца, заскочу вас проведать… Лады?..
– Давай, заглядывай, – кивнул Камохин.
– И, слушай, мужики, я вас серьезно предупреждаю, от греха подальше, заприте дверь на ночь… После ж сами мне спасибо скажете…
– Договорились, – улыбнулся Осипов.
Павел чуть приподнял руку, махнул ладонью и пошел к дому. Каблуки его гулко простукали по мосткам. Тихо скрипнула калитка.
– Ну, и что ты теперь скажешь? – посмотрел на Камохина Осипов.
– О чем?
– Да обо всем сразу.
– Слушай, давай до библиотеки дойдем и там уже все обсудим. Честно признаться, у меня в голове сейчас такой кавардак… – Камохин покрутил рукой над головой. Будто разгоняя никчемные мысли. – Хочется просто обо всем забыть.
– Не получится, – грустно улыбнулся Осипов.
– Да, какое уж там. – Камохин безнадежно махнул рукой.
В окнах библиотеки тоже горел свет. Да такой яркий, что на дороге было светло. Осипов посмотрел на развалины «дома с привидениями», как называл его Орсон. Похожего на зомби старика в окне не было видно. Быть может, он ушел домой. А может быть, прятался где-то в глубине дома. Ему-то что? Даже если ночью в деревню действительно придут живые мертвецы, они его за своего примут. Так что бояться ему нечего. Да и мозгов у него, наверное, уже не осталось, чтобы бояться. Твоя Воля…
Орсон с Брейгелем занесли в библиотеку бестеневые фонари, расставили их по углам и разом запалили, благо, электричество было подведено. И в библиотеке стало светло, как днем. Квестеры сидели за столом, на краю которого стояли тарелки с остатками еды и банки с газировкой, а в центре был навален ворох бумажных листов, и о чем-то спорили. Не сказать, что ожесточенно – скорее, увлеченно.
– Твои образцы, Док. – Камохин вручил Орсону чемоданчик.
– Чудненько, – рассеянно кивнул биолог, одной рукой машинально продолжая перебирать лежащие перед ним бумаги.
– О чем спор? – поинтересовался, присаживаясь на перевернутый пластиковый ящик, Осипов.
– Как всегда, о смысле жизни, – улыбнулся Брейгель.
– О смысле жизни и смерти, – уточнил Орсон.
– Глобально, – одобрительно кивнул Камохин. – А по сути?
– По сути, полная фигня получается! – Орсон с недовольным видом кинул бумаги на стол.
– Док! – на этот раз взгляд и голос Камохина были укоризненными.
– Разве по-русски так не говорят? – растеряно посмотрел на Брейгеля англичанин.
– По-русски еще и не так говорят, – хохотнул фламандец. – Продолжай, Док, – махнул он кончиками пальцев. – Не обращай внимания.
– В пробах воды, почвы и воздуха не обнаружено ничего необычного. Ни токсинов, ни патогенных микроорганизмов в недозволенном количестве, ни каких-либо странных или необычных примесей… В общем, ничего, что могло бы вызвать подозрение. Конечно, более тщательный анализ, быть может… – Орсон покачал головой из стороны в сторону. – Хотя я сомневаюсь. А вот анализы крови местных жителей дают пищу для размышления, – англичанин ловко выдернул из разбросанных по столу бумаг ту, что была ему нужна. – У всех пятерых обследуемых выявлено заметное снижение уровня иммуноглобулинов и лейкоцитов одновременно с повышением уровня бэтаэндорфина, интерлейкина, интерферона и антивирусных антител разного класса. Плюс к этому – крайне низкий уровень левокарнитина и повышенный уровень молочной кислоты.
Орсон взмахнул бумагой, которую держал в руке, так, словно это был обвинительный приговор, вынесенный Джеку-Потрошителю. Окончательный и безапелляционный.
– Бамалама, Док, – восторженным полушепотом произнес Брейгель. – Я просто млею, когда слышу, как врачи произносят подобную белиберду. С одной стороны, меня удивляет то, как им удается выговорить столько непонятных слов, ни разу не запнувшись и не сбившись с ритма. Это ведь покруче любой скороговорки будет! С другой стороны, меня умиляет то, что они абсолютно уверены в том, что все вокруг понимают, о чем они говорят. И самое интересно, невозможно понять, на самом ли деле они так думают или же издеваются над нами?
– В самом деле, Док, объясни все по-человечески.
– Изменения, которые я перечислил, характерны для синдрома хронической усталости.
– Хочешь сказать, что все жители этой деревни работают день и ночь, не покладая рук?
– Синдром хронической усталости это не переутомление. Это заболевание, этиология которого до сих пор не известна. Большинство специалистов отдают предпочтение инфекционной теории. Но кто-то считает, что синдром хронической усталости является следствием психических расстройств. Есть и другие теории. Однако для синдрома хронической усталости характерна определенная картина изменения состава крови, которую мы и наблюдаем у местных жителей. А также внешние проявления в период обострения: апатия, депрессия, беспричинные приступы ярости, агрессия, часто с последующей амнезией.
– Черт, один из местных ни с того ни с сего кинулся на меня с ножом.
– Надеюсь, не Павел?
– Нет, тип с бородкой и в очках, похожий на Троцкого.
– И что потом?
– Ничего. Хотел, чтобы я ему нож вернул.
– А как реагировал на это Павел?
– Спокойно. Сказал что-то вроде того, что нынче все немного не в себе.
– Бамалама, Док! Так что же, получается, мы тоже можем подцепить эту заразу?
– Я вас предупреждал о соблюдении мер безопасности.
– Ну, хорошо, – поднял руку Осипов. – Синдром хронической усталости – это все же не чума и не холера. Допустим, все или почти все местные жители больны. Что нам это дает?
– Это объясняет их странное поведение.
– Те, что пришли сдавать кровь, тоже вели себя неадекватно?
– Ну-у… – Орсон в задумчивости потеребил листок бумаги. – Это смотря с чем сравнивать…
– Док, – укоризненно наклонил голову Брейгель. – Давай по-честному. Они все были безумны.
В той или иной степени.
– В той или иной степени, – согласился Орсон.
– И в чем это конкретно выражалось?
– Тот, который без зубов, все время рассказывал скабрезные анекдоты. На мой взгляд, совершенно не смешные. При этом сам смеялся взахлеб. Так, что едва не синел. И все время руками размахивал. «Манчестер Юнайтед» трижды засыпал, сидя на корточках, а проснувшись, не мог понять, где он находится и даже своих односельчан не сразу узнавал. Старик периодически начинал вести себя, как маленький мальчик. Испуганно оглядывался по сторонам, плакал, размазывая слезы кулаком, уверял, что ни в чем не виноват, да и вообще не хотел никому ничего плохого, спрашивал, где его мама… Причем, это не было похоже на старческий маразм. Он вел себя совершено естественно. Действительно, как маленький мальчик… А женщина на полном серьезе рассказывала о своем муже. Сначала он был красным командиром, близким другом Ленина, брошенным в застенки КГБ. Потом – космонавтом, отправленным на Луну и до сих пор там пребывающим по причине неисправности транспортного средства. Причем, если первый ей даже не пишет, то второй регулярно звонит на сотовый и жалуется на плохую еду. Под конец, уже собираясь уходить, она вдруг вспомнила, что ее муж – секретный физик, работает в тайной лаборатории, расположенной под московским Кремлем, со входом через мавзолей, и занимается созданием вечной батарейки для китайских электронных часов. Попросила при случае передать мужу, что у нее все в порядке, дети растут и ждут его возвращения. Правда, тут я уже не понял, о каком именно муже идет речь, о том, который физик, или о том, что на Луне.
