– Вы чувствуете ее? – мысленно обратился к квестерам Эстебан.
– Что именно? – спросил Камохин.
– Ауру этого места.
– Да… Пожалуй, – не очень уверенно ответил стрелок.
– Да что там – определенно чувствую! – не стал стесняться в проявлении своих чувств Орсон. – Это действительно нечто необыкновенное.
– Я не помню, когда в последний раз чувствовал себя таким же… – Брейгель запнулся, не закончив мысль.
– Молодым? – попытался помочь ему англичанин.
– Нет, – мотнул головой стрелок. – Таким же живым!.. Да! Я чувствую жизнь каждой клеточкой своего тела! Она будто проникает в меня через все поры!
– Не увлекайся! – предостерег Брейгеля Камохин.
– Это не опасно, – улыбнулся Эстебан. – Здесь хорошее место.
– Как-то не вяжется это с тем, что ты рассказывал про Гюнтера Зунна, – напомнил Эстебану Осипов.
– О, да! – кивнул Эстебан. – Если бы я верил в колдовство, то сказал бы, что Гюнтер Зунн пытался привлечь себе на помощь силы зла. Но само это место воспротивилось ему.
– Но мы ведь тоже не верим в колдовство и магию, – выжидающе посмотрел на Осипова англичанин. – Значит, у нас должно быть какое-то рациональное объяснение тому, что здесь произошло.
– Гюнтер Зунн проводил здесь какие-то эксперименты с пространством и временем, – подумал Осипов.
– Не слишком ли круто, Док-Вик? – спросил Брейгель. – Для нацистской-то самодеятельности?
– Чем-то подобным еще в прошлом веке занимался Тесла.
– Тесла был ученым.
– Да. Только никто, кроме него самого, не мог понять, что же он делает. Со стороны его эксперименты здорово смахивали на колдовство.
Пройдя до конца коридора, они вышли на открытую площадку. Плита на самом ее краю почернела от копоти.
– Здесь разводили огонь, – Камохин ковырнул плиту мысиком ботинка. – И неоднократно.
– Этот огонь такой же древний, как сама пирамида, – улыбнулся Эстебан. – В храме пятнадцать таких открытых площадок. На них разжигали огонь во время церемоний.
Камохин присел на корточки и провел по плите пальцем.
– Я бы не сказал, что этот огонь был очень древний, – он показал черную подушечку пальца. – Костер жгли здесь дня три-четыре назад.
Эстебан озадаченно поджал губы:
– Понятия не имею, кто бы это мог быть. Из наших точно никто к пирамиде не ходил.
– Значит, кто-то чужой. – Брейгель вроде невзначай положил большой палец на предохранитель автомата. – И чего только всех так тянет в эти аномальные зоны?
– Всех – это кого? – тихо спросил Орсон.
– Тех, кто сюда лезет, – ответил стрелок.
– Понятно, – кивнул англичанин. – Это, должно быть, они.
– Кто?
– Те самые, кто в зону залез.
Все посмотрели в ту сторону, куда указывал биолог. На самом краю леса между кустами можно было разглядеть оранжевое пятно. Посмотрев в бинокль, Брейгель убедился, что это палаточный тент.
Стрелки переглянулись.
– Что будем делать?
Ответа не требовалось, поскольку он был очевиден. Даже биолог с математиком не согласились бы уйти, не выяснив, кого еще, кроме них, интересует то, что происходит в аномальной зоне.
– Товарищи ученые, вы с Эстебаном остаетесь здесь, – сказал Камохин. – А мы с Яном быстренько сбегаем и посмотрим, что там такое.
– Не годится, – решительно отказался от такого предложения Орсон. – Мы с Виком тоже неплохо бегаем. Так что побежим все вместе.
– Бамалама, Док, вы прикроете нас сверху, если что, – решил использовать отработанный и хорошо зарекомендовавший себя ход Брейгель.
Но на этот раз не сработало.
– Если – что? – хитро прищурился Орсон.
– Ну, мало ли… – Брейгель устремил взгляд в неведомую даль.
– Пошли, – коротко кивнул Орсон и первым зашагал к выходу.
Его быстро нагнал Камохин:
– Мы не знаем, кто эти люди, Док. Не знаем, зачем они здесь. Так что давай не будем суетиться.
– Согласен, – не сбавляя шага, кивнул Орсон.
Они вышли из пирамиды.
Камохин и Брейгель сразу разбежались в разные стороны и принялись шарить стволами автоматов по сторонам. Бдительность, конечно, была не лишней. Но совершенно напрасной. Нигде никого не было.
– Серьезная у вас работа, – сказал Эстебан, с интересом наблюдая за действиями стрелков.
– И не говори, – подтвердил ученый.
Большая оранжевая палатка, стоявшая за кустами, была изорвана в клочья. Именно изорвана, а не порезана. Вещи, находившиеся в ней, разломаны, разорваны и разбросаны вокруг.
– Чупакабра? – спросил Брейгель.
– Не похоже, – покачал головой Камохин. – Чупакабра хватает добычу за голову и улетает. Зачем ей рвать палатку и растаскивать вещи?
– Эстебан, ты знаешь, что за зверь мог это сделать?
– Может быть, ягуар?.. – Индеец с сомнением пожал плечами. – Только очень-очень большой… Таких больших ягуаров не бывает.
– Все то же самое, что и в Гоби. – Орсон наклонился и зачерпнул в горсть высыпавшиеся из расколотого ящика разноцветные стеклянные шарики. – Шарики, птичьи перья, тряпичные куклы…
– Здесь кровь! – указал на темное пятно на траве Эстебан.
– Да, в Гоби тоже была кровь, – меланхолично кивнул англичанин. – Они притащили ее с собой в бутылях. Странно, однако, что не в пластиковых канистрах, а в стеклянной посуде. Она ведь бьется… Видимо, пластик не подходит.
– Для чего? – спросил Осипов.
– Для ритуала, который они собирались провести.
Но, видимо, не успели.
Зажав шарики в кулаке, Камохин принялся по одному бросать их на землю.
– Я нашел такой же шарик возле жертвенного стола после ритуала, который проводил Зунн, – сказал Эстебан.
– Выходит, эти, – Орсон кивнул на разодранную палатку, – тоже были из команды Зунна?
– Я бы не стал так говорить, – покачал головой Камохин. – Полагаю, Зунн был не пешкой в этой игре, но и не королем.
– Почему ты так думаешь? – спросил Осипов.
– Я не думаю, – Камохин бросил на землю последний шарик и отряхнул руки. – Я в этом уверен.
– Почему?
– Где сейчас наш король?
– Имеешь в виду Кирсанова?
– Именно. Он сидит в ЦИКе. А мы собираем для него пакали. Если бы Зунн был королем, он не полез бы сам в монгольскую зону, чтобы нарваться там на гигантского паука. Теперь Зунн мертв. Но кто-то посылает другую экспедицию по его следам в Гватемалу.
