Из-за шемага и больших защитных очков лица биолога не было видно. Но Камохин готов был поклясться, что на нем сейчас выражение лукавства. По непонятной для стрелка причине лицо биолога всегда принимало лукавое выражение, когда он объявлял о какомто своем решении, от которого не собирался отказываться. Причем не имело никакого значения, что это было – желание выпить чаю с бисквитом или вызвать на боксерский поединок чемпиона в полутяжелом весе.
– Идем, – коротко кивнул Камохин.
– Эй, Вик! – крикнул, встав на четвереньки на краю колодца, Орсон. – Как ты там?
– В порядке! – посветил снизу фонариком Осипов. – Спускайтесь! Вам всем нужно это увидеть!
– Ну, что я говорил? – усмехнулся англичанин и первым начал спускаться.
– А что он такого сказал? – посмотрел на фламандца Камохин.
Брейгель что-то произнес в ответ, но налетевший порыв ветра подхватил и унес его слова.
Камохин стряхнул песок с шемага и полез в колодец.
Глава 6
Подземелье.
Многомерность.
Внизу было, как и полагается в колодце. Прохладно, темно и мрачно. Ветер завывал где-то далеко вверху. Лишь отзвуки его эхом отражались от каменных стен. А вот песок, поднятый ветром, сыпался в колодец постоянно.
Камохин снял очки, стянул край шемага под подбородок и посветил фонариком сначала по сторонам, затем – вдаль. Проход, начинающийся на дне колодца, тянулся так далеко, что луч фонаря, не встречая преграды, растворялся во тьме. Он был достаточно высокий, чтобы идти не пригибаясь, и широкий, чтобы два человека могли свободно разойтись. Стены, пол и потолок были облицованы плитами из светло-коричневого песчаника. Брейгель провел пальцем по стыку между двумя плитами на стене. Зазор оказался настолько узкий, что в него невозможно было бы просунуть лезвие остро заточенного ножа. Плита была испещрена множеством крошечных значков, похожих на личинки насекомых или причудливо свернувшихся червячков.
Ученые уже ушли вглубь коридора. Лучи их фонарей скользили по стенам. То и дело темноту взрывали фотовспышки. Осипов и Орсон что-то оживленно обсуждали, забыв, скорее всего, обо всем на свете. А уж о стрелках – и подавно.
– Эй! Товарищи ученые! – окликнул ушедших Камохин. Те разом обернулись, ослепив стрелка лучами своих фонарей. – Вы далеко собрались? – Камохин прикрыл глаза ладонью.
– Идите сюда! – ответил Орсон. Голос его эхом раскатился под низким сводом. – Это необычайно интересно!
– С ними не поспоришь, – усмехнулся Брейгель и зашагал вперед.
Камохину страшно не хотелось уходить от колодца. Он и сам не мог в точности объяснить почему. Вроде бы никаких дурных предчувствий у него не было. А вот не хотелось, и все тут! Но при этом он понимал, что Брейгель прав, лучше подойти к ученым и посмотреть, что они там отыскали, чем перекликаться издали.
Пройдя примерно половину пути, отделявшего их от ученых, Брейгель неожиданно остановился и посветил на стену.
– Бамалама… – произнес он едва слышно.
– Ну как? – спросил Осипов.
– Наводит на размышления.
Плиты с высеченными на них непонятными письменами закончились. На очередной плите, во всю ее высоту, был вырезан паук, вытянувший лапы вверх и вниз. Точно такой же, как на пакале и на камне, найденном в сумке «эксперта».
Камохин направил свет на противоположную стену – там был точно такой же паук.
– И что это значит?
Вопрос повис во мраке и тишине.
Стрелки медленно пошли дальше, водя лучами фонарей по стенам.
После изображений пауков они увидели большие стилизованные звезды. Дальше – две плиты с изображениями лодки с мачтой, на которой человек, стоящий в лодке, пытался растянусь парус. У человека была большая голова с неправильными чертами лица и очень длинным носом. Руки и ноги его были словно из пластилина, а на спине – горб. Странным казалось и то, что лодка как будто висела в пустоте – под ней не было даже условных волнистых линий, обозначающих воду, как изображают ее дети или древние египтяне. Рисунки были совершенно одинаковые по обеим сторонам прохода, будто сделанные по одному клише. За странными лодочниками следовали плиты, вновь испещренные странными письменами.
– Кто-нибудь в курсе, что это за язык? – громко спросил Камохин.
– Мы с Крисом сошлись во мнении, что это язык майя, – ответил Осипов. – Хотя, конечно, мы не специалисты.
– Слыхал? – кивнул Камохин Брейгелю. – Два не специалиста уверены, что это написали майя!
– Нормальный научный подход, – ничуть не удивился фламандец. – Теперь мы в курсе, чьи это художества.
Дальше по обеим стенам чередовались следующие рисунки: оскалившийся человеческий череп, треснувший кувшин, закрученная спиралью морская раковина, страшный зверь…
– Это – динозавр! – остановился возле последней картинки Брейгель.
– Дейноних, – уточнил Орсон.
На следующих двух плитах был нарисован до безобразия толстый человек в чудном, испещренном змеящимся узором костюме. Руки у него были расставлены, потому что талия была слишком широка для того, чтобы прижать их к бокам. А вот почему у него была только одна нога?.. Может, другую дейноних отхватил?.. На голове у него была облегающая шапка, похожая на танкистский шлем. А на глазах – защитные очки, в точности такие, как у Орсона!
– Док, он похож на тебя! – указал на картинку Камохин.
– Неправда, – обиделся биолог. – Я совсем не толстый.
– Вы все это задокументировали? – помахал руками по сторонам Брейгель.
– Конечно, – кивнул Осипов. – Взгляните-ка на это.
На плите, возле которой остановились ученые, был изображен человек с огромным носом, оттопыренными губами и зверски выпученными глазами. Голову его украшал убор из птичьих перьев, руки были раскинуты, а ноги едва ли не завязаны узлом. Рисунок, как и все предыдущие, был в точности скопирован на противоположной стене.
– Я его знаю! – ткнув пальцем в стену, воскликнул Камохин. – Это же парень с пакаля, который мы нашли в замерзшем городе!
– Точно, – согласился Брейгель.
– Остальные рисунки, как мне кажется, я тоже видел на доске пакалей в кабинете у Кирсанова, – сказал Осипов. – Я могу и ошибаться, но в любом случае стилистика рисунков очень похожа. Все это стилизации под искусство древней Мезоамерики.
– И надписи на языке майя, – добавил Брейгель.
– Верно.
– В центре Монгольской Гоби?
Осипов только руками развел:
– Аномальная зона. Быть может, этот подземный ход – тоже ее часть.
– Наемники, выходит, знали о нем?
– Или они сами открыли вход, – заметил Орсон.
