Все так же с улыбкой Орсон протянул открытую ладонь в сторону других квестеров. Каждый из которых был готов засвидетельствовать справедливость его слов.
– Хочу только добавить, что я тоже не верю в мистику.
– Как же, Док, а твои разговоры о магии вуду? – напомнил Камохин.
– Магия не имеет ничего общего с мистицизмом. Магия – это система мышления, базирующаяся на знаниях, добытых эмпирическим путем и не получивших естественнонаучной интерпретации. В то время как мистицизм – это способ восприятия и понимания мира, основанный главным образом на иррационализме.
– Мне это ровным счетом ни о чем не говорит. Ну да ладно, поставлю вопрос иначе: чем, по-твоему, занимался Гюнтер Зунн?
– Расширением границ возможного, – не задумываясь ни на секунду, ответил Орсон.
Камохин озадаченно потер пальцами лоб.
– И у него это не получилось? – спросил он осторожно, как будто опасался, что вопрос может показаться англичанину бестактным.
– Ну как же не получилось? – недоуменно развел руками биолог. – Если мы – здесь!
– Предлагаю всем лечь спать.
Эстебан поднялся со своего места. Его силуэт, освещенный висящей над столом лампой, рельефно выделялся на фоне ночной тьмы.
– Свет и тьма похожи на жизнь и смерть, – глядя на него, задумчиво произнес Брейгель.
– Я бы не стал утверждать это столь однозначно, – заметил Орсон.
Возможно, он хотел бы продолжить дискуссии.
Но никто не стал ему возражать. Так началась ночь.
Глава 42
Утром, наскоро перекусив, квестеры в сопровождении Эстебана отправились на встречу с алькальдом Сан-Хуан-Ла-Харосы.
Алькальд жил в доме, расположенном почти у самой площади. От дома Эстебана он отличался лишь декоративным оформлением – на стене возле входа был нарисован зверь, похожий на ягуара, с интересом рассматривающий другого зверя, похожего на броненосца, – и внутренним убранством, которое было более аскетичным, выдержанным в стиле традиционного индейского жилья. Стены прихожей были скрыты многочисленными картинами, развешанными вплотную друг к другу. Самая маленькая была размером с книгу, самая большая – примерно метр на полтора. Все картины отличались яркими, натуральными цветами и примитивистской стилистикой, характерной для Центральной и Южной Америки. Сюжеты картин, как правило незатейливые, отображали повседневную жизнь маленького городка, вполне возможно, все той же Сан-Хуан-Ла-Харосы. Среди них изредка встречались картины, написанные на религиозную тему, с ярко выраженной, как не преминул заметить Орсон, мистической подоплекой.
– Алькальд увлекается живописью? – мысленно поинтересовался у Эстебана Камохин.
– Жена алькальда, – таким же образом ответил ему Эстебан.
Ну, теперь, по крайней мере, было ясно, почему стены всех домов в городке украшены рисунками. Кто бы стал спорить с женой алькальда?
Сам же алькальд ждал гостей в патио. Это был мужчина лет семидесяти, довольно простоватый на вид. Но ведь внешность, как известно, бывает обманчивой. Вряд ли законченный простак смог бы стать алькальдом города. Даже такого маленького, более похожего на деревню, как Сан-Хуан-Ла-Хароса. Алькальд был невысокого роста, полноват, с круглым, открытым лицом, украшенным черными свисающими усами, и огромной блестящей лысиной, отороченной венчиком смолянистых волос. Как усы, так и остатки волос на голове, по всей видимости, были крашеными. Что, несомненно, свидетельствовало о том, что несмотря на возраст алькальд все еще считал себя центральной фигурой в городе. Во всех отношениях. Одет он был вполне традиционно для центральноамериканской провинции – широкие серые штаны и рубашка навыпуск с расшитым воротником.
Вместе с алькальдом гостей ждали четверо мужчин в возрасте от тридцати до сорока лет, которых представили как членов городского совета.
Обменявшись соответствующими случаю приветствиями, все расселись вокруг большого круглого стола, установленного в тени дерева с развесистой кроной, и перешли к делу. Членам городского совета и алькальду не терпелось услышать, как же русские экстремалы – именно так, должно быть, в силу сложившейся привычки, они называли мысленно гостей – собираются бороться с чупакабрами. Алькальд и члены городского совета на пятерых знали с десяток слов по-русски. С английским дела обстояли несколько лучше, но все равно объяснение на этом языке было бы долгим и проблематичным, чреватым регулярными заминками, связанными с обоюдным непониманием. Спасло ситуацию то, что все присутствующие владели телепатией. А Эстебан взял на себя роль переводчика.
Вся конференция в телепатическом режиме заняла чуть больше пятнадцати минут в реальном времени. Идея Криса Орсона чрезвычайно понравилась и даже, более того, вдохновила всех присутствующих. Посовещавшись между собой, отцы города пришли к выводу, что все необходимое для охоты, включая добровольцев, готовых принять в ней участие, им удастся собрать за пару-тройку часов. А значит, отправляться на первую охоту можно сегодня же ночью. Все четверо насмерть стояли на том, что сегодняшняя охота будет первой – в то, что избавиться от всех мерзких летучих тварей удастся за один раз, верить они отказывались. Напрочь.
– Ну что ж, сегодня так сегодня, – подвел итог беседе Орсон. – Главное, чтобы все было подготовлено как надо. То есть по уму. Мне бы не хотелось, чтобы эта простая, в общем-то, операция превратилась в авантюру вроде первой высадки на Луну.
– На этот счет можешь не беспокоиться, – заверил его Эстебан. – Местные жители, если за какое дело берутся, так делают его на совесть.
– Приятно это слышать, – благосклонно кивнул Орсон.
Хотя в голосе его все же можно было расслышать нотки сомнения.
Однако не прошло и получаса, как в городке закипела работа.
Сначала на главную площадь прикатили телегу спелых тыкв. Взглянув на которые, Орсон сразу понял, что местные жители не усекли суть его идеи. Они отобрали для него лучшее, что у них имелось, а ему-то как раз требовались мелкие, недозрелые плоды. Хотя, скорее всего, это была не их вина, а тех, кто давал распоряжение. После того как Эстебан еще раз объяснил своим соседям, что именно и зачем им требуется, те прикатили новую телегу тыкв. Которыми Орсон остался вполне удовлетворен.
Первую тыкву биолог обработал сам. Для начала он аккуратно, держа лезвие ножа под широким углом, срезал с тыквы верхушку и отложил ее. Она еще пригодится для того, чтобы закрывать тыкву. Затем вычистил все содержимое плода и сделал в его стенках несколько узких вертикальных прорезей, которые требовались для того, чтобы в тыкву мог поступать свежий воздух. Посмотрев на работу англичанина, индейцы сами взялись за дело. И вскоре у них было два десятка правильно подготовленных тыкв.
Тем временем другая группа местных жителей, получив соответствующие инструкции, отправилась в лес, чтобы нарубить длинных жердей и коротких кольев.
